Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Взяв себя в руки, снова попыталась преодолеть ту стену, что стояла перед ней, — необходимое искусство, которому она обучалась в течение стольких лет. Умение, позволявшее ей пройти через бесконечную вереницу подобных вечеров и ночей. В любом случае пришло время дать Джеймсу еще один толчок.
Она потянулась к подносу, чтобы снова пригубить виски. Перевела взгляд от его лица к груди, потом опустила глаза ниже, на застежку его брюк, затем снова посмотрела ему в глаза. И протянула ему стакан.
— Вы хотите меня напоить? — спросил он, и обаятельная, полная лукавства улыбка тронула его губы.
— Напоить? Какой толк для женщины в пьяном мужчине?
— У каждого свои привычки.
Его пальцы коснулись ее ладони, когда он брал стакан. И сейчас же приятная дрожь пробежала по руке, разливаясь теплом в груди. Пульс участился, дыхание стало прерывистым, она смотрела на него, прикусив губу. Сюртук натянулся на его сильной спине, когда он нагнулся, чтобы поставить стакан на ковер около ног. А когда выпрямился, она подумала, что он мог бы подвинуться поближе. Подвинуться, чтобы попробовать… вкус виски на ее губах, но Джеймс сидел так, как сидел за секунду до этого, не обращая внимания на нее. И все же, казалось, он немного расслабился, напряжение оставило его плечи, а длинные ноги свободно вытянулись. Теперь он, похоже, спокоен. Хотя… Видимо, ей нужно быть посмелее.
— Да, с этим я вынуждена согласиться. У мужчин свои привычки.
Изогнувшись в хорошо отрепетированном движении торса, демонстрирующем все ее прелести, она воспользовалась моментом и положила руку на его колено, а если точнее, то чуть повыше. Сильное бедро задрожало от ее прикосновения. А следом за этим и все его тело. Безусловно, ее близость производила на него должное впечатление. Кивком головы она указала на дверь позади него.
— Там моя спальня.
Он не удосужился обернуться, но его взгляд встретился с ее взглядом, и он не отпускал его.
— Да?
Она приподняла брови, ее губы изогнулись.
— Да. Не хотите взглянуть?
Его глаза не оставляли ее лицо, изучая, анализируя. И когда она уже не ждала ответа, он слегка покачал головой:
— Не обязательно. Здесь вполне удобно.
— Удобно?
— Да.
Он не хочет перейти в спальню? Это было совершенно необъяснимо. Ей приходилось слышать рассказы других девушек о мужчинах, которые хотели просто выговориться и платили за то, чтобы красивая женщина слушала их часами. О тех, кто искал компании — и ничего больше. Но сама она никогда не сталкивалась с такими клиентами.
Может быть, он хотел…
Роуз осторожно прошлась кончиками пальцев по его ноге, ее прикосновение было легким, дразнящим, обдуманно осторожным в своей интенсивности. Тепло его тела проникало через мягкую шерсть брюк, согревая ткань, как будто он провел несколько часов, нежась на солнце. В тот момент, когда ее пальцы коснулись застежки брюк, она ощутила, как под ее рукой напрягся тугой узел. И этот быстрый толчок послал неожиданное желание прямо в сердцевину ее женственности.
А затем он снова поймал ее руку.
Переплел свои пальцы с ее, оставив соединенные руки на своем бедре. Громко прочистил горло, резкий звук отозвался эхом в пустой комнате.
— И какое же место в Гайд-парке вы любите больше всего?
Она растерянно заморгала. Ее мысли пришли в смятение от неожиданного возвращения к прежнему разговору.
— Озеро Серпентайн, — услышала она свой голос, словно откуда-то издалека.
— Что ж, когда я отправлюсь на прогулку в следующий раз, то обязательно задержусь там.
Желание, начавшее просачиваться в каждую клеточку ее тела, внезапно сникло от полной растерянности. Он собирается и дальше сидеть в гостиной и… ничего больше? Разве он не понимает, за что заплатил? Любопытно, ничего не скажешь. Ни один мужчина не платил за самую дорогую шлюху в заведении, не будучи уверен, что получит то удовольствие, которое ждет от нее. Но казалось, Джеймсу не нужны эти удовольствия. Роуз лихорадочно перебирала в голове все возможные варианты, тщетно пытаясь найти объяснение странного поведения гостя. В то время как его тело реагировало на ее прикосновения, сам он отказывался принять ее откровенное предложение.
Они уже давно должны были оказаться в ее постели. Она уже нашла бы те места на его теле, что особенно отзывчивы к ее ласкам. Ласкам, которые вознесли бы его на вершину блаженства. Его лоб покрылся бы потом, и он не смотрел бы на нее с этим нервным намеком на сострадание, которое присутствует сейчас на его красивом мужественном лице.
Может быть, она что-то не то сказала… или, напротив, не сказала что-то существенное? Или не сделала чего-то, что заставило бы его вести себя иначе? Или причина его нерешительности не в ситуации? Вдруг она просто не та женщина, какую он хотел?
Или, может быть, он решил, что не хочет идти по следам столь многих?
Если причина в этом, то она не может обвинять его. Какой мужчина хочет того, что так просто дается в руки?
И это заставило ее вспомнить, скольким мужичинам она открывала свои объятия с того первого дня, как пришла в этот дом. Сколько жадных рук ласкало ее тело? Сколько мужчин использовали ее, заполняли ее пустоту, следуя один за другим? Они все смешались в ее голове, неразличимые друг от друга, и хотя она чувствовала определенный вес каждого, они составляли нечто целое.
Каждый из них порочил ее, позорил, пока она в конце концов не оказалась запятнана выше всех мыслимых пределов похоти, развращенности и нелюбви.
— Вы красивая, Роуз…
Она не знала, что больше ошеломило ее — звук этого низкого, грубоватого, полного мужского обаяния голоса или сам комплимент? Как будто он понял, как она нуждается в этих словах.
Но откуда он мог знать?
— Вы очень добры, — пробормотала она, избегая ожидаемого ответа.
Она отклонилась назад, снова увеличивая расстояние между ними, но он держал ее руку легко и осторожно, удерживая ее рядом с собой.
— Это не доброта, это правда. Вы красивая.
Бессчетное количество мужчин говорили ей это. Роуз улыбалась и бормотала в ответ слова благодарности, но их формальные признания скользили мимо, не производя на нее никакого впечатления.
Ни один мужчина никогда не заставил ее ощутить себя красивой.
До сих пор.
Она ответила, чуть задыхаясь:
— Благодарю вас.
Волна легкой чувственности, зародившаяся где-то глубоко в животе, разрасталась и бежала вниз к кончикам пальцев. Она опустила подбородок на грудь, стараясь спрятать улыбку, которую не могла стереть со своих губ.
— И мне нравится ваше платье.
Никак не ожидая подобного комплимента от столь серьезного мужчины, она легко рассмеялась: