– Гарантий никаких, – согласился я. – Но и перспектив тут тоже никаких. А чтобы не погибнуть и не заразиться – надо все хорошенько обдумать. На всякий яд всегда можно отыскать противоядие…

Жозе лишь отмахнулся – мол, если жизнь надоела, то поступай, как хочешь! Однако посильную помощь все-таки обещал.

А вот Джамбо Курума выслушал мое предложение с энтузиазмом. Ведь он, родившийся и выросший в Оранжвилле, наверняка сумеет мне помочь. Знает все три местных языка – кроме общепринятого английского. Неплохо боксирует, прекрасно стреляет, замечательно водит машину, знает все самые темные закоулки этого огромного города. А, главное, – в отличие от Жозе, наш водитель человек цели, а не средств для ее достижения!

Курума всегда напоминал мне эдакий здоровенный, обожженный на солнце кирпич. Простой, непритязательный, грубоватый, но очень надежный – и внешне, и по характеру. В качестве напарника он подходит мне идеально: человек без излишних рефлексий и практически без нервов. Такой не бросит, не предаст, и в случае моей невольной промашки никогда не станет меня попрекать.

Уже к вечеру Джамбо загоняет наш прострелянный фургон в гаражный бокс за отелем. Тщательно регулирует двигатель. Закрашивает красные кресты по бортам, чтобы не привлекать ненужного внимания. Устанавливает пуленепробиваемые стекла. Меняет передний бампер на более мощный, на который вдобавок навешивает лебедку. Экранирует двери и радиатор стальными листами. Пулю эти листы, конечно же, не остановят, однако наверняка собьют траекторию и погасят часть энергии. А это оставляет хоть какую-то надежду на выживание.

– Жаль, мистер Артем, что вы родились белым, – вздыхает Джамбо, придирчиво осматривая утром наш обшитый металлом фургон, неуловимо напоминающий теперь вагон бронепоезда.

– Почему это жаль?

– Мы смогли бы прикинуться психами, зараженными Эболой. Мне кажется, так больше шансов выжить, – продолжает Курума вполне серьезно, и лишь по его прищуру я понимаю, что он, конечно же, шутит.

– А разве белые не могут этим заразиться?

– В Оранжвилле многие считают, что все самые страшные болезни изобрели как раз белые, умные и бездушные дьяволы. А белые дьяволы, мистер Артем, не могут заразиться тем, что придумали сами. Ведь дьяволы не горят в аду – правда?

– Почему это не горят?

– А кто тогда будет поддерживать порядок в преисподней и строить козни против людей?

– Некоторые люди способны превратить свою жизнь в ад вполне самостоятельно, – улыбаюсь в ответ. – Безо всяких козней дьяволов.

Незадолго до полуночи в гараже появляется Жозе. Он заметно утомлен и чем-то встревожен, хотя всячески стремится выглядеть бодрым и деловым. Видимо, в Посольском районе стряслось что-то из ряда вон выходящее…

– Наверное, ты все-таки прав, Артем, – наконец соглашается со мной мистер Пинту и продолжает не без скрытого пафоса: – Для мужчины куда достойнее попытаться хоть как-нибудь изменить к лучшему даже самую безвыходную ситуацию. Даже если нет никакой надежды.

– Безвыходная она или нет – пока неизвестно.

– Комендант Посольского района решил вам немного помочь. Выделяет вам по пистолету на каждого, по помповому ружью и немного патронов. И еще кое-чего. Зайди к нему, забери. Ты хоть умеешь стрелять?

– До института я даже успел отслужить в армии военным фельдшером. Но стрелять в людей как-то не приходилось. Микроскоп и химический анализатор нравится мне куда больше, чем автомат.

– Комендант предлагает еще двух охранников в помощь… Впрочем, последнее слово за тобой.

– А сами охранники согласны с нами ехать?

– Они в подчинении коменданта. Стоит лишь приказать…

– Не надо никому приказывать, Жозе, – устало отмахиваюсь я. – Ехать в миссию по теперешней ситуации могут только добровольцы.

– Не передумал?

– Понимаешь, Жозе… Не надо относиться к своей жизни, как к подвигу, или как к игре, или как к источнику удовольствий. И уж тем более – как к некой сакральной чаше, которую следует испить до дна. Ведь все мы когда-нибудь умрем – рано или поздно. Так не лучше ли умереть достойно, чем ожидать, пока…

Я не успеваю договорить: совсем рядом, за забором трещит короткая автоматная очередь, и на нее тут же накладывается душераздирающий стон. Жозе бросается к простенку, увлекая меня за собой. И лишь Джамбо остается стоять за фургоном, потому что воздух пронзает угрожающий свист, и метрах в ста от нас бухает тяжело и объемно. Не иначе как минометный снаряд. Одиночные выстрелы, похожие на пистолетные, громкое ругательство, крики, снова выстрелы, удар чем-то тяжелым в стену… И тут всю эту мешанину звуков уверенно перекрывает стук пулеметов: это, наконец, среагировала охрана с вышек.

Стрельба смолкает так же внезапно, как и началась.

– Это еще не штурм, – успокаивает Жозе, утирая вспотевший лоб.

– А что – праздничный салют в честь нашего отъезда? – саркастически хмыкаю я.

– Однако штурма можно ожидать в любой момент, – без тени улыбки продолжает Пинту. – Насколько я знаю, продукты в Оранжвилле на исходе. Все поставки из деревень, естественно, прекращены. Порт закрыт третий день, продуктового импорта нет, да и рыбаки, наверное, давно уже не выходят в море. Я уже не говорю о пресной воде, которая тут всегда была дефицитом. А у нас, по общему мнению, есть чем поживиться.

– Ну, хорошо – захватят они наши запасы продовольствия, – продолжаю я логическое построение. – Но ведь это лишь продлит их агонию!

Жозе несколько минут напряженно молчит, и я понимаю, что будущий штурм «Хилтона» – далеко не самое страшное, что нас ждет.

– Боюсь, что агония скорее ждет всех нас. Артем, извини, не хотел тебе рассказывать раньше времени… Но и скрывать это от коллеги не имею права. У нас в «Хилтоне» подозрение на Эболу. Конечно, сейчас все на грани нервного срыва и подозревают друг друга, но слишком многие симптомы, к сожалению, сходятся…

Во рту у меня сразу же появляется противный, кисловатый привкус беды. Конечно, я подозревал, что нечто подобное может рано или поздно произойти уже и в Посольском районе, но не думал, что так скоро.

Вот и выходит, что теперь шансы заразиться уравниваются у всех. Правда, шансов быть пристреленным тут, в Посольском районе, все-таки несравненно меньше. Во всяком случае, пока…

Мощный фонарь вырубает в ночной тьме огромную желтую прорубь. Обзорная камера хищным хоботком объектива буравит пространство перед въездными воротами в Посольский квартал. Вот уже полчаса я сижу в башенке перед этими воротами и сквозь пуленепробиваемое стекло наблюдаю за темной улицей.

С момента нашего бегства в «Хилтон» не прошло и двух дней, а привычный ландшафт Оранжвилля напоминает теперь 3D картинку из компьютерного шутера про «Конец света». В каких-то двадцати метрах от ворот возвышается сгоревший остов армейского джипа. Передняя дверка открыта, и в свете фонаря заметно, что на водительском сиденье чернеет обгоревший человеческий силуэт.