Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Само собой, кибернетика – не просто новый аспект современной жизни, не какое-то её неотехнологическое крыло, но начальный и конечный пункт нового капитализма. Кибернетический капитализм — что это значит? Это значит, что с 1970-х годов мы наблюдаем, как крепнет социальная формация, пришедшая на смену фордистскому капитализму, которая воплощается в приложении кибернетической гипотезы к политической экономии. Кибернетический капитализм развивается, чтобы дать шанс истерзанному Капиталом общественному телу перестроиться и сделать ещё кружок на карусели накопления. С одной стороны, капитал должен расти, что предполагает разрушение. С другой, он должен заново создать «человеческое сообщество», что предполагает круговорот. Лиотар пишет: «Есть два использования богатства, то есть силы-власти: использование в рамках воспроизводства и использование грабительское. Первое – циклично, целокупно, органично; второе – частично, смертоносно, завистливо. […] Капиталист […] – это завоеватель, а завоеватель – чудовище, кентавр: его передняя часть питается воспроизводством регулярной системы метаморфоз, контролируемых законом стандартного товара, а задняя – грабежом перевозбуждённых энергий. Одной рукой присвоить и, значит, сохранить, то есть эквивалентно воспроизвести, перевложить; другой – взять и разрушить, украсть и сбежать, опустошая другое пространство, другое время»14. Кризисы капитализма, как их понимал Маркс, всегда возникают из-за разлада между периодом завоеваний и периодом воспроизводства. Задача кибернетики состоит в том, чтобы избегать кризисов, согласуя «переднюю» и «заднюю часть» Капитала. Её развитие – это внутрисистемный ответ на сформулированную капитализмом проблему: как развиваться без критической потери равновесия.
В логике Капитала развитие техники судовождения, «контроля», связано с подчинением сферы накопления сфере оборота. На самом деле, с точки зрения критики политической экономии, сам оборот должен вызывать не меньше подозрений, чем производство. Он – всего лишь частный случай производства в общем смысле, как прекрасно понимал Маркс. Социализация экономики (то есть взаимозависимость между капиталистами и прочими членами общественного организма, «человеческим сообществом»), расширение человеческой основы Капитала привело к тому, что получение прибавочной стоимости, обеспечивающее прибыль, вращается уже не вокруг эксплуатационных отношений, какие устанавливал наёмный труд. Центр притяжения стоимости перемещается в сферу оборота. Не имея возможности усилить эксплуатацию, что привело бы к кризису потребления, капиталистическое накопление всё же может продолжиться при условии, что ускорится цикл производства и потребления, то есть что производство будет ускоряться так же, как и рыночный оборот. Все потери на статическом уровне экономики могут быть компенсированы на динамическом. Логика потока станет господствовать над логикой готового продукта. Скорость как фактор обогащения станет первичнее качества. Обратная сторона поддержки накопления – в ускорении оборотов. Как следствие, перед механизмами контроля стоит задача увеличивать объём рыночных потоков, сокращая количество событий, препятствий и происшествий, которые их бы замедлили. Кибернетический капитализм пытается отменить само время, ускоряя обмен информацией до предельной точки, до скорости света, что уже пытаются реализовать в некоторых финансовых операциях. Категории «реального времени» и «точно в срок» достаточно показывают эту ненависть к длительности. Уже по этой причине время – наш союзник.
Такая тяга капитализма к контролю – не новость. Если она и относится к эпохе постмодерна, то лишь в том, где эпоха постмодерна смыкается с последними десятилетиями эпохи модерна. По той же причине в конце XIX века так развилась бюрократия, а после Второй мировой – информационные технологии. Кибернетизация капитализма началась в конце 1870-х, когда стал усиливаться контроль над производством, распределением и потреблением. С этого времени информация о потоках имеет центральное стратегическое значение как условие для увеличения стоимости. Историк Джеймс Бенигер рассказывает, что впервые проблема контроля встала тогда, когда произошли первые столкновения поездов, поставив под угрозу и товар, и человеческие жизни. Железнодорожные сигналы, устройства для измерения времени движения и для передачи данных необходимо было изобрести для предотвращения подобных «катастроф». Телеграф, часовые пояса, штатное расписание на больших предприятиях, система весов, путевые листы, показатели производительности, компании оптовой торговли, сборочный конвейер, централизованное принятие решений, реклама в каталогах, средства массовой информации – вот механизмы, которые были придуманы в этот период в качестве ответа во всех сферах экономического оборота на общий кризис контроля, связанный с ускорением производства в рамках промышленной революции в США. Информационные и контролирующие системы разрабатываются, таким образом, одновременно с широким процессом материальных преобразований в капитализме. Класс посредников, “middlemen”, которых Альфред Чандлер назвал «видимой рукой» Капитала, формируется и растёт. С конца XIX века ЛЮДИ отмечают, что предсказуемость становится источником прибыли, потому что даёт уверенность. К этому движению подключаются фордизм и тейлоризм, равно как и развитие методов контроля над массой потребителей и над общественным мнением средствами маркетинга и рекламы, чья задача – вытянуть силой и пустить в дело «предпочтения», которые по мнению экономистов-маржиналистов и представляют собой истинный источник стоимости. Инвестиции в технологии планирования и контроля, как организационного плана, так и чисто технического, становятся всё более выгодными. После 1945 года кибернетика поставляет на службу капитализму новую инфраструктуру машин – компьютеров, – а главное, интеллектуальную технологию, которая позволяет регулировать циркуляцию потоков в обществе, делая их исключительно рыночными.
Электронный числовой интегратор и вычислитель (ENIAC) и его программистки. 1945
То, что, начиная с промышленной революции, сектор информационных, коммуникационных и контролирующих технологий занимает всё большую часть экономики, что «нематериальный труд» обгоняет материальный, – неудивительно и не ново. В промышленно развитых странах в этом секторе занято более % рабочей силы. Но этого недостаточно, чтобы объявить капитализм кибернетическим. Притом из-за того, что он постоянно связывает свой рост и устойчивость с возможностями контроля, он поменял природу. Незащищённость является для современной капиталистической экономики ещё более критичной проблемой, чем нехватка. Как предсказывал после кризиса 1929 года Витгенштейн, а следом за ним и Кейнс – в феврале 1934 г. он пишет в XII главе своей «Общей теории», что существует крайне сильная связь между «состоянием уверенности» и графиком предельной эффективности Капитала – экономика всецело полагается на «игру речей». Рынки, а значит и товары, и торговцы, сфера оборота в целом, и,