На улице было темно, но тучи, отдав влагу, понемногу стали рассеиваться, обнажая луну. Вокруг стояла тишина, в которой отчетливо было слышно, как Рома-алкаш ведет с кем-то воображаемую беседу. Его шатало из стороны в стороны, и он, несмотря на то, что вроде бы быстро перебирал ногами, двигался на самом деле очень медленно. Два-три мелких шажка вперед и в сторону, один большой шаг назад, остановка, два-три шага вперед и снова назад. И две тени за ним двигались так же медленно с остановками.

Вот шатающаяся фигура остановилась, замерла, что-то пробубнила, и тут же послышалось характерное журчание.

— Мама дорогая, это надо же, — негромко и насмешливо произнес Крест, — бывший сотрудник полиции, а ссыт прямо на улице. А был в свое время такой гусь важный… — поглядев по сторонам и никого не заметив поблизости (они свернули на дорогу, ведущую в частный сектор, оттого и пустынную), Крест громко позвал: — Эй, синяк…

Алкаш не отреагировал, тогда Валет окликнул его по имени:

— Ромка, стой!

Тот обернулся и, покачиваясь, принялся вглядываться в темноту, пытаясь узнать голос.

— Муж-жики, м-мы з-знакомы? — спросил он заплетающимся голосом, хмурясь и напрягая зрение, но безуспешно.

— Что, не узнаешь?

Крест подошел ближе, и в нос ему снова ударил смрад.

— Ты кто? — Рома отчаянно пытался сфокусироваться на выросших перед ним фигурах.

— Ну, кто я? — Крест дал рассмотреть себя получше. — Кто?

— Ты… хор-роший ч-человек, — изрек наконец бывший мент, хлопая стеклянными глазами.

— А ты? Хороший человек?

— Я?… Не-ет… Я дерьмо!

— Согласен, — усмехнулся Крест, а вслед за ним и Валет. — Ты где живешь? В гости позовешь?

— Я живу… — Рома огляделся и, узнав в водивших вокруг него хоровод домах свой, ткнул пальцем в темную, с признаками запустения избушку (по-другому и не скажешь), — здес-сь. В гости… — он тянул слова, видимо, мыслительный процесс давался ему нелегко, — поз-зову, но… — он икнул, ударил себя в грудь, — муж-жики, жрать нечего… и выпить тоже…

— Ты точно здесь живешь? — уточнил на всякий случай Крест. Мало ли, вдруг Рома окончательно мозги пропил, а у него к нему разговор… — Не путаешь?

— Че я, с-свой дом не з-знаю, что ли? — оскорбился алкаш и махнул рукой в сторону избушки. — Вон он! Мой дом! З-заходи!

— Завтра зайду, — пообещал Крест и, показав Роме недопитую бутылку водки, спросил: — Хочешь?

Тот засиял, оживился, засветился счастьем в предвкушении.

— Лови тогда, — отвинтив крышку, Крест кинул бутылку так, что она, описав в воздухе круг, покатилась куда-то в кусты. Алкаш бросился за ней, как за великой драгоценностью, но запутался в ногах, споткнулся и, не удержав равновесие, рухнул с воплем.

— Свинья! — с отвращением бросил Крест и ухмыльнулся — вряд ли на дне бутылки что-то осталось.

При свете дня найти избушку Ромки-алкоголика оказалось проще простого. Это был крайний дом в небольшом переулке, после которого шел спуск к пруду, непонятно каким образом очутившийся в сердце города. Видимо, когда-то именно отсюда началась закладка городища, из которого потом разросся целый областной центр, а иначе как объяснить, что здесь среди кучи высотных домов затерялся частный сектор. Как его еще не снесли и не построили на его месте новомодный торговый дом или бизнес-центр?

Дверь была не заперта. Бывший мент громко храпел, раскинувшись на полу прямо посреди захламленной кухни. Загаженный пол, поломанная мебель, остатки еды на ободранном столе, целая галерея пустых бутылок и в руке у Ромы — вчерашний «подарок» Креста, измазанная землей бутылка из кабака.

— Достал, значит, — усмехнулся Крест и несильно пнул безвольное тело. — Але, подъем!

Безуспешно.

— Просыпаемся! — еще пара пинков, и хозяин дома зашевелился, заворочался, промычал что-то нечленораздельное и, с трудом приподняв чугунную голову, мутным взором огляделся. — Подъем-подъем! Давай!

Когда алкаш снова уронил голову и, по-видимому, собрался дрыхнуть и дальше, Крест откупорил принесенную бутылку и тонкой струйкой плеснул ему водки на лицо. Учуяв знакомый запах и желанный вкус, Рома тут же проснулся.

— Будешь? — Крест покачал перед его глазами бутылкой. — И жрачка есть, — показал и пакет с едой. — Вставай, а то уйду, — и, не дожидаясь ответа, пошел на свежий воздух. Находиться в вонючем доме было невыносимо.

Через некоторое время на улицу выполз и Рома. Вид у него был удручающий — заросшее щетиной одутловатое лицо землистого цвета, косматые, торчащие в разные стороны волосы, красные, воспаленные глаза. Он мелко дрожал всем телом, то ли от уличной прохлады, то ли от похмелья. Увидев Креста, протер глаза и спросил севшим, пропитым голосом:

— Ты кто?

— Что, не узнаешь? А сам в гости вчера зазывал.

— Ща, пацан, погоди, — держась за стену дома, а там, где опоры не было, просто шатаясь из стороны в стороны, он доковылял до такого же засранного туалета и, быстро сделав там все свои дела, вернулся обратно. Загремев уличным рукомойником, поплескал водичкой себе в лицо — типа, умылся, и наконец обратил внимание на щедрого гостя. — Не узнаю что-то тебя, — посетовал он, подходя ближе и приглядываясь к Кресту. — Память подводит.

— Оно и видно, — тот осмотрел его с головы до ног, поражаясь в душе тому, насколько непредсказуема жизнь. Вчера ты царь и бог, а сегодня — никому не нужная шваль, опустившееся ничтожество. Но если честно, ему трансформация бывшего мента даже понравилась. Вот уж кого не жалко…

— Погоди… Ты же… — память оставила бывшего полицейского, да не совсем. В его голове словно что-то щелкнуло, и он вспомнил. Вспомнил все. Лицо его вытянулось, в глазах мелькнула злость. — Евгений Крестовский, — выпалил он с ненавистью.

— Ого, — расплылся в улыбке Крест, — вспомнил?

— Я тебя никогда не забуду! Это же ты, — распалялся все больше алкаш, — ты мне лицо порезал!

— Скажи спасибо, что просто лицо, — Крест продолжал улыбаться.

Рома сжал кулаки, весь подобрался — в нем проснулся прежний мент, но через мгновение, видимо, вспомнив, кто и что он сейчас, расслабился, угрюмо бросил:

— Что надо? Зачем пришел?

Опустился на уже просохшее после ночного дождя крыльцо и, уставившись невидящим взглядом в воображаемую точку, замер. Скорее всего, унесся мыслями в прошлое.

— Все-таки, есть в жизни справедливость, да, Ром?

Крест сел перед ним на корточки, все также улыбаясь. И эта улыбка бесила бывшего мента больше всего.

— Пришел позлорадствовать?

— Поесть тебе принес, — улыбки больше не было, остался колючий, пристальный взгляд, — и похмелиться, — Крест протянул пакет. — На, ешь, — тот колебался, — бери.