Но мисс Джонстон не была с этим согласна и покачала головой.

— Ты только лишь потому так говоришь, что не собираешься очаровывать графа, а я хочу стать графиней… и в таком жутком виде мне вряд ли это удастся. А первое впечатление, как всем известно, самое важное!

Их перепалку прервали шаркающие шаги, а вслед за ними прозвучавший голос от лестницы:

— Дамы, рад приветствовать вас в Линдфорд-холле. Здравствуйте, Спенсер!

— Дамы, рад приветствовать вас в Линдфорд-холле. Здравствуйте, Спенсер!

В тот же момент, как прозвучали эти слова, произнесенные приятно поставленным баритоном, девушки подобрались все, как одна, даже Гортензия Хортон, утверждавшая, что не ищет внимания графа, вздыбила шерсть на загривке, то бишь расплылась в широкой улыбке, которую еще секунду назад и вообразить было сложно на этом мрачном, уставшем лице.

Метаморфозу самой мисс Эммы Джонстон наблюдать было и того интереснее: только что совершенно несчастная и ядовитая, как белладонна, она вдруг расцвела одуванчиком, пушистым и ярким. И потянулась к вошедшему в комнату графу, как к солнцу, проглянувшему из-за туч.

Амелия Холланд, не в пример ей, стыдливо потупилась, глядя из-под ресниц в своей привычной манере, как начал замечать Спенсер.

— Боже правый, да вы устроили здесь настоящий потоп! — поддел девушек граф, оглянувшись на семенившего следом дворецкого. — Бартон, позаботьтесь об этом ковре, — указал он на коврик у них под ногами, — не хотелось бы, чтобы от сырости он испортился.

Даррен Спенсен отчетливо услыхал, как мисс Джонстон заскрипела зубами, впрочем, он мог ошибиться, и зубами скрипел кто-то другой, ведь она продолжала лучиться улыбкой.

Впрочем, факт оставался фактом: о коврике у камина граф волновался сильнее, чем о промокших до нитки девицах. И это тот самый завидный жених, джентльмен до мозга костей, о котором им говорили?! Хотелось фыркнуть, да посильнее, но воспитание не позволяло, да и солидное состояние графа заставляло прикусить язычок.

— Нам пришлось идти под дождем… — начала было мисс Джонстон, но мужчина, за руку и сердце которого они прибыли побороться, оборвал её на полуслове.

— Не сейчас… позже, — произнес он. — Бартон о вас позаботится. Меня же ждет неотложное дело. Встретимся сразу за ужином! Доброго дня.

И граф скрылся в глубине дома так же стремительно, как появился, причем всем четверым показалось, что граф на них так ни разу и не взглянул. Отмахнулся, как от назойливых мух…

— Каков чурбан! — высказалась Гортезия Хортон как будто бы даже с толикой восхищения. — Мы и представиться не успели, а он — был таков…

— Ты ведь слышала, у него важное дело, — сквозь зубы, но попыталась оправдать его мисс Джонстон.

— Так ты считаешь, он хорошо поступил, заставив нас самолично тащить наши вещи от берега, да еще и не удосужившись познакомиться с нами?

— Быть может… он хотел быть тактичным: не смущать нас знакомством в таком нашем непрезентабельном состоянии, а позволил сначала обсохнуть и привести себя в лучший вид.

Мисс Хортон хмыкнула:

— Как же, тешь себя этой надеждой, коли так хочется! Но учти, что он сам виноват в нашем «непрезентабельном», как ты говоришь, состоянии.

Даррен Спенсер и сам ощущал себя несколько обескураженным поведением графа: он повел себя с девушками просто ужасно. И намеренно, он в этом не сомневался, никого не отправил их встретить… Хотя Бартон и был предупрежден об их скором приезде.

Кольнуло острым, довольно болезненным разочарованием, вкупе с презрением, но Даррен постарался взять себя в руки и не позволить эмоциям влиять на его профессиональную деятельность.

К тому же Бартон в этот момент тронул его за плечо:

— Мистер Спенсер, господин граф желает видеть вас в кабинете для разговора.

— Благодарю, — сказал он и последовал за слугой.

И последним, что он услышал, удаляясь из холла, был шепоток Амелии Холланд:

— По крайней мере, рядом был мистер Спенсер, чтобы о нас позаботиться. Без него мы бы вовсе так и стояли на берегу!

Даррен не был уверен, не сказала ли мисс Амелия это нарочно для его уха, но все равно услышать это было приятно. Хоть кто-то оценил его помощь!

Между тем в доме, по которому слуга вел его к кабинету хозяина, наблюдались следы явного пренебрежения чистотой: пыль толстым слоем покрывала крышку от фортепьяно, каминную полку, коллекцию легкомысленных нимф в фривольных нарядах в шкафу за стеклянными дверцами. Пол, похоже, не мылся долгое время… Ковры не чистились.

Неужели граф скупился на слуг? Или… из-за отсутствия женщин в доме здесь просто некому убираться. Кошмар! Сам он не терпел беспорядка и подумал, что для того, чтобы жить в таком неухоженном доме, ему придется приложить немало усилий. Его матушка часто твердила: «Порядок в доме отражает порядок в твоей голове», и Даррен впитал это правило с малолетства. И вот этот дом…

— Вот вы и здесь, мистер Спенсер, проходите, прошу вас, — очень радушно, чем несказанно удивил Даррена, произнес хозяин имения. И указал на мягкое кресло возле себя…

Сам он сидел у камина и курил трубку. Комната утопала в клубах едкого дыма, мгновенно забившего Даррену легкие, — он закашлялся, хлопая слезящимися глазами, и подумал, что беспорядок — не самое худшее в Линдфорд-холле. Самое худшее — это табак, на который он всегда реагировал одинаково: кашлем, слезами, забитым носом, а иногда вовсе — высокой температурой.

— Что с вами? — с беспокойством осведомился граф Дерби. — Вы простудились, едва пройдясь под дождем?

— Нет, сэр, — прохрипел молодой человек, — это все трубка… Я странно реагирую на табак. Простите, пожалуйста.

— Вот незадача. — Спенсеру показалось, граф произнес это с видимым недовольством, но все-таки встал и, распахнув большое окно, за которым бушевала стихия, взмахнул руками, прогоняя клубы дыма наружу. Дождь заливал подоконник и ковер под окном, но Дерби, казалось, ничуть это не волновало. Похоже, здесь, в кабинете, ковер был дешевле того, что они с девушками залили в холле… В любом случае Даррен был благодарен за понятливость графа.

Он прохрипел:

— Благодарю, сэр. Я надеюсь, что со временем стану терпимей к этому запаху. Это все с непривычки… На острове такой чистый воздух.

Граф поджал губы и, пристукнув трубкой о подлокотник кресла, отложил ее в сторону. Что в словах Даррена ему не понравилось? Молодой секретарь внутренне сжался: прощай его должность.

А ведь все так хорошо начиналось…

— Как там девушки? — спросил его граф, уходя от темы их табачной несовместимости. — Сильно злобствуют? — И вдруг даже потеплел как-то: — Ты уж прости, что бросил тебя им на растерзание. Знаю, приятного мало!