Конец наступил неожиданно и как-то буднично. Нет, конечно, все предпосылки для него создавались неутомимыми руками правительств уже долго, и так упорно, что ни у кого, кроме самых оголтелых, не оставалось никаких сомнений: ещё немного, и этот гнойник рванёт. Но никто не мог поверить, что всё случится так просто. Все ожидали чего-то киношно-космического, предельно серьёзных и неумолимых говорящих голов в телевизоре, потрясывания потенциалом, в общем, какой-то подготовительный антураж. Но ничего подобного не случилось. Только короткий скрип люков вышедшей на боевые позиции подводной лодки – как сигнал к началу конца.

Меня в тот день выписали из Института травматологии. Серые осенние улицы залиты слишком ярким для меня светом. Под ногами хлюпают жёлтые от палой листвы лужи. Мимо несутся озабоченные лица. Бесконечный поток машин на проспекте. Отчего-то остро захотелось уйти отсюда. За пару месяцев я успел отвыкнуть от больших скоплений людей. От всей этой шумной, находящейся в постоянном движении толпы становилось как-то не по себе. В глазах рябило, я прикрыл их рукой.

Стараясь избавиться от наваждения, я нырнул в подземный переход. Народу и здесь хватало, откуда-то издалека донёсся тревожный вой сирен. Не знаю, отчего я не придал ему значения. Встал у стены, в спину через тонкую джинсу куртки упёрлось острое. Я развернулся, на глаза попалась торчащая из-под отколотой плитки острая ржавая проволока. Вдруг – яркая вспышка, на стене передо мной внезапно – две тени, через мгновение утонувшие в сгустившемся мраке. Последнее мгновение перед тем, как наступила тьма, отпечаталось резкой угловатой картиной: провалы теней на фоне настолько яркого света, что в какой-то момент он перестал отличаться от тьмы. В ушах пронзительно зазвенело.

Рефлексы, усиленные и отточенные, не подвели. Как только глаза перестали видеть, чётко отлаженный механизм тела начал действовать. Руки упёрлись в стену, облегчая ориентацию. Кто-то повис на мне, навалившись тяжёлым грузом. Всё это – в полной темноте и пронзительной тишине. Я ещё не понял, что происходит, а слух уже вернулся, сразу и в полном объёме. Сквозь распахнувшиеся шлюзы хлынули вой, крики, жалобный плач. Я прижимался к стене, втянув голову в плечи, придавленный людской массой. Откуда-то издалека доносился жуткий вой, сухой треск, потянуло жирным чадом.

Это потом, кое-как восстановив зрение и выбравшись по трупам к выходу, я понял, что случилось. Какая-то нетерпеливая тварь с одной из сторон не сдержалась и нажала кнопку, видимо, надеясь на авось. Не знаю, как там у наших заклятых друзей, но наша история в тот день остановилась.

Кто-то стонал, приваленный телами и потому ещё живой, в воздухе летала потревоженная сажа, ещё недавно дышащая и живая. Где-то тихо и безнадёжно плакал ребёнок. Я даже не смотрел в ту сторону. Мне нечем ему помочь. Случись это месяцем раньше – и для меня бы тоже уже ничего не существовало.

Я стряхнул с керамо-графенового тела остатки обгоревшей одежды и того, что недавно формировало мою внешность. Осторожно подошёл к лестнице, в глазах засверкали звёзды, я едва успел отскочить назад, пока радиацией не выжгло рецепторы. Внутри в страхе завыл дозиметр. Выходить в погибший город небезопасно. Оставалось искать иные способы выбраться за пределы сгоревшей туши, некогда носившей звучное имя – Москва.

Стараясь не смотреть на мерзко пружинящие под ногами трупы, я торопливо вернулся в середину перехода. Где-то здесь должна быть одна очень нужная мне дверь… Замок навесной. Подарок, а не замок. Под кулаком звонко щёлкнуло, дужка лопнула пополам. Но дверь оставалась заблокирована. Стараясь сохранять спокойствие, я ухватился за первое тело. Оно повисло кулём, норовя выскользнуть из рук. В раздражении дёрнув его, я замер, упёршись взглядом в мёртвые глаза. По искусственному покрытию спины пронеслись мурашки. Медленно, очень не сразу накатил животный ужас. Не в силах отвести глаз, я провёл рукой по обожжённому лицу, прикрыв веками смотрящую на меня из тёмных мёртвых провалов смерть.

Не сразу смог двигаться, что-то делать… Дурак, сам настоял на сохранении эмоционального профиля, собираясь и дальше жить среди людей. Да кто бы знал тогда…

Кое-как взяв себя в руки, продолжил. Чего мне это стоило – даже и не спрашивайте. Когда за спиной скрипнула, закрываясь, металлическая створка, ребёнок ещё плакал.

Со всех сторон раздавались голоса окружавших загонщиков, но до них было ещё далеко. Тем сильнее оказалось удивление, когда ветви шарахнулись, выпуская мужчину с обрезом. Я не успел подумать, откуда же он тут взялся, как плотный свинцовый кулак ударил в живот, швырнув меня на дорогу.

Мужчина замер, не сводя с меня настороженного взгляда. Потом махнул кому-то, скрывавшемуся в подлеске, а сам принялся перезаряжать ружьё. На дорогу выскочила растрёпанная женщина, дрожащие пальцы вцепились в руку маленькой, не старше трёх лет, девочки. Та опасливо смотрела на меня, готовясь в любой момент зареветь. Женщина повернулась и, заметив мой взгляд, с силой дёрнула мужчину за рукав. Тот выругался и опять поднял обрез. Теперь оба ствола смотрели мне прямо в лицо, что мне совсем не понравилось. Он кивнул в сторону зарослей на противоположной стороне дороги и бросил ей, не сводя с меня взгляда:

– Бегите дальше, я сейчас догоню.

Схватив ребёнка на руки, женщина бросилась к обочине, оскальзываясь в грязи.

– Что ты такое? – мужчина запоздало взвёл курки. Ему нужно было бежать, но он стоял, рассматривая сколы на полимерной броне там, куда ударил заряд картечи.

Ответить я не успел. Что-то с тупым звуком ударило мужчину в плечо, выбив мелкие капельки крови. Крик боли перекрыл запоздавший звук выстрела. Кулём свалившись в грязь в метре от меня, мужчина завыл.

Без карты и ориентиров мне пришлось довольно долго блуждать в зеленоватых сумерках ночного зрения. Узкие переходы заканчивались тупиками. В одном из них, в гнезде из гнилых матрасов, спал счастливый, ещё ничего не знающий бомж. Я тихо отступил назад. Дрянь человек, но тревожить его не хотелось. Пусть лучше уйдёт вот так, во сне, чем под гиблым небом. Ему и так осталось недолго: дозиметр уже заложил виртуальную стрелку в красную зону. Нужно уходить ещё ниже, а в идеале и вовсе убираться за пределы зоны поражения.

Прошёл ещё час, и настроенные на максимальную чувствительность уши уловили непонятный гул, доносящийся откуда-то из-за стены. Я прислушался. Крики. Много и непрерывно. Рядом проходит линия метро, только там могло скопиться такое количество выживших. В памяти всплыла популярная книга и гигабайты вылившейся на неё критики. Что ж, теперь у фанатов есть уникальная возможность на собственной шкуре проверить достоверность романа. По крайней мере у тех, кто смог убраться под землю.

Ещё несколько коротких переходов – и я стою у очередной железной двери. Ничего сложного, толстый лист металла наварен на раму, а та вмурована в стену длинными арматурными штырями. Шум, какой бы ни получился, потонет в многоголосом хоре, выводящем жуткую песню. Так могла бы петь чума. Плач о неотвратимости смерти. Им там – темно. Душно. И очень, предельно, смертельно страшно.