Учитывая постоянно меняющихся пони, можно сказать, что дети выросли в седле. Бесстрашные вылазки Гертруды вели к тому, что Морис, пытавшийся не отстать от сестры, возвращался весь в синяках. Среди своих сверстников она прославилась как храбрейшая из всадников, и ее письма к теткам и двоюродным сестрам и братьям были полны хвастовства на этот счет. «Моя кобылка вела себя как хулиган, лягалась всю дорогу. Если бы она так повела себя с матерью, боюсь, мама тут же бы слетела», – писала она своему кузену Хорейсу. Развлекаясь, скача по берегу или охотясь, девушки ездили в дамском седле в соответствующей одежде – черный жакет и юбка-передник на пуговицах поверх бриджей. «Сегодня я ездила как циркач», – писала Гертруда, имея в виду – по-мужски. Дети Беллов ездили по пескам под наблюдением конюха, няньки или гувернантки. Если их сопровождала осторожная мисс Клуг, Гертруда, когда дом уже не был виден, пришпоривала пони и скакала галопом, предоставляя гувернантке бежать следом и призывать ее. Однажды, выведя детей на прогулку, мисс Клуг вернулась одна и прервала литературные занятия Флоренс. Со слезами гувернантка сообщила, что когда велела детям возвращаться домой к чаю, они убежали и спрятались среди рыбацких лодок, откуда она тщетно пыталась их выманить целых тридцать минут.

Властная и своенравная, Гертруда всегда требовала внимания и считала, что, когда отец дома, он должен заниматься ею. Хью, занятый работой, часто бывал дома всего день в неделю. Флоренс, естественно, тоже хотела какое-то время провести с мужем, и ее викторианская требовательность к домашнему порядку и ходу жизни, хотя едва ли обременительная, не могла не войти в конфликт со свободой детей. Гертруда обнаружила, что волю мачехи ей далеко не всегда гарантированно удается сломить, в отличие от воли отца. Гертруда выбрала такую тактику противостояния диктату Флоренс: ждать, пока отец придет домой, и пытаться склонить его на свою сторону.

Прошло немного времени, и родились собственные дети Флоренс: Хьюго в семьдесят восьмом, Эльза в семьдесят девятом и Молли еще через два года. К Ред-Барнс пристроили двухэтажное крыло со спальнями, ванной и классной комнатой, а еще конюшню. Гертруда, бесстрашный древолаз, сочла, что леса – идеальное дополнение к дому. Однажды, когда она по ним лазила, Флоренс, заметив ее в окно, выбежала в сад и велела немедленно спуститься. Гертруда предпочла не услышать, и тогда Флоренс побежала за Хью и послала его за ней. Вернувшись в дом, она с ужасом увидела в окно, как муж лезет по лесам на верхний этаж к своей дочери – а под каждой рукой держит по младенцу.

Хью был чудесным отцом и не особенно переживал, что ребенок может пораниться. Как вспоминала потом Эльза, он вместе с ними по воскресеньям лазил по песчаным холмам и «мог вдруг зацепить кого-нибудь из нас набалдашником трости за лодыжку и сбросить с верхушки песчаного склона»; «бегал по твердому песку, держа в каждой руке по ребенку, и сшибал нас между собой лбами». На вопросы Гертруды у него было изобилие ответов, которые она внимательно слушала. Это отличало ее от братьев и сестер. Если Гертруде или отцу случалось задумчиво произнести: «Интересно, почему бывает прилив?» или «А что такое биметаллизм?», остальные дети тут же кричали: «Нет, не надо рассказывать!» Хью в таких случаях смеялся и говорил: «Ах вы, капризные деточки!»

Жизнь у Хью постепенно улучшалась, и настал момент, когда он понял, что у него снова есть дом и счастливая жизнь и женитьба на Флоренс было правильным решением. Откровенное письмо от Флоренс к Молли рассказывает о случае в Ред-Барнс, когда они с Хью дошли до точки поворота:

«Помню, словно это было вчера, как я приехала в Редкар, когда нам было столько же, сколько тебе сейчас, – твой отец мог быть избран [в парламент] от Миддлсборо практически без борьбы и очень хотел это сделать и пойти в политику, потому что, как тебе известно, он неравнодушен и всегда был таким. Вот этими мыслями была занята его голова. Его отец (письмо это не для разглашения!) был против и никак этому не сочувствовал – и никогда не сочувствовал, а дела шли не очень, и Хью ходил туда-сюда по дорожке, проговаривая все это снова и снова, и наконец решил бросить политику и ограничиться Миддлсборо. Ты знаешь, как он рьяно за это взялся. Но это было… на всю жизнь упреки самому себе и на всю жизнь сожаление, и мы тогда это знали. А потом он почувствовал, каково бы ему пришлось, если бы потребовалось все это делать в одиночку, и какая радость была для нас так любить и так близко быть друг к другу. Какая огромная перемена в жизни – вступить в брак, и тогда то, что происходит с другим, волнует тебя не меньше, чем происходящее с тобой!»

С точки зрения Гертруды, жизнь их семьи в Ред-Барнс была идеальной, и она тоже стала понимать, что Флоренс ее только улучшила. Дети все лето были на воздухе, и у них имелись свои участки в саду. Гертруда обнаружила, что любит цветы и у нее есть природный талант работать с растениями. В одной ранней дневниковой записи она тщательным курсивом пишет: «У нас сичас есть несколько желтых крокусов и первоцветов падснежников и первоцветов».

Правописание, музыка, которую так любила Флоренс, и готовка – вот три области, к которым Гертруда не испытывала ни малейшего интереса и потому не преуспевала, вопреки всем стараниям мачехи. Зато Гертруда не вылезала из книг. Она читала все, до чего могла дотянуться. «Дни Брюса» Агилар была самой любимой, как и «История английского народа» Грина, которую она изучала каждый день перед завтраком. «Я читаю очень хорошую книжку под названием “Лондонский Тауэр”… полную убийств и пыток».

Когда Флоренс «заболела» какой-то загадочной болезнью (иными словами, забеременела), Гертруду и Мориса отослали из дому к большой группе кузенов и кузин, в более мягкий климат побережья южной Шотландии, где они резвились на пикниках, учились лазить по скалам и ловить рыбу.

«Дорогая мама!

Нам здесь очень весело. Вчера мы поймали живого угря. Каждый день мы ходим на скалы в купальных костюмах и прыгаем оттуда в озеро. Это называется «ласточкой», и это очень здорово. Передай папе, что я его люблю.

Твоя любящая дочь Гертруда».

Любимым спутником у нее был Хорейс Маршал, двоюродный брат, сын сестры ее матери Мэри Шилд, миссис Томас Маршал. Были еще мальчики Ласселсы и их сестра Флоренс, названная так в честь мачехи, на несколько лет моложе Гертруды, но одна из ее любимых подруг. На свои карманные деньги Гертруда покупала птичьи яйца для своей коллекции, соревнуясь с Хорейсом. «5 галок, 2 крапивника, 1 зеленушка, 2 коноплянки», – писала она у себя в дневнике – и покупала зверушек и птичек, сколько позволяла Флоренс. Ручной ворон Джамбо жил в садовом сарае – чтобы не попадался на глаза нервному коту по кличке Шах. Когда спустя время эти животные умерли, Гертруда нашла выход для своего горя, устроив пышные похороны с кортежем из родственников и слуг, картонными гробами, крестами и цветами.

За садом Ред-Барнс и железной дорогой находился большой огороженный частный парк (теперь общественный сад), где дети могли ездить на пони и играть сами по себе почти в пределах видимости из дома. Вокруг пруда шли пешеходные тропинки среди деревьев, где можно было ездить верхом или ходить на ходулях, пока не прозвенит гонг, зовущий на обед или на чай – последнюю еду перед сном. Иногда по воскресеньям Хью с двумя старшими детьми выезжали на верховую прогулку вокруг Редкара или по берегу и брали с собой еду, которую паковала Флоренс. Гертруда раскладывала сандвичи на клетчатом одеяле, изображая для Хью и Мориса хозяйку.