Почему все подозрительно смотрят на меня? Это действительно весело, ты им только ножик подносишь к гортани, а они...

— Ты урод, Гектор! — заявил вдруг Ёж без обиняков. Я удивленно оглядел коллег и один искренне засмеялся среди напряженной тишины.

Да, господа, бойтесь меня...бойтесь. Я перестал резко смеяться, а улыбке позволил уменьшиться на лице.

— Это лучшая похвала для меня, Ёж! — ответил.

Вскоре собрание завершилось, а я вполне в добром расположении духа спустился по ступенькам с десятого этажа. Бодро перескакивал, улыбался прохожим, кивал знакомым, но не останавливался для того, чтобы поздороваться. В окна холла струился теплый, солнечный свет, люди были в отличном настроении, сверкали, как святые люди. «Святые»

Рассмеялся сам себе. Святых не бывает, мы все полны внутри дерьма, только кто-то признается в этом, а кто-то нет.

Это офис Карателей — мы являемся основным правоохранительным органом в мире, в четырех наших округах, следим за общественным правопорядком, за надлежащим исполнением законов.

Я по идее являлся начальником этого стеклянного, черного здания, возвышающегося словно черный штырь-пика среди серых, однотонных пятиэтажек. Это центр города, ближе к окраине дома становились более высотными, словно огораживая округ от трех остальных стальным забором. В этом месяце Ольгердович собрал совещание у меня в офисе, в следующем — в другом месте.

Каратели подчинялись только самому высокому званию в стране — Наместнику. Он главенствовал над четырьмя округами, а я обладал официальной неприкосновенностью, никто не мог меня судить, пока я занимал этот пост, если сместят, тогда вероятно отвечу за грехи и то не факт. Мои карательные меры распространялись исключительно на представителей Клейменных или Карателей. Беззащитных людей не трогал — они слабы. Это все равно, что ребенка обижать, наивного, глупого.

И, наконец...

— О...даааааааа! — я громко высказал на всю улицу, когда вышел за дверь центра, руки распахнул в разные стороны, готовый всех обнять и расцеловать. Да! Я выжил в очередном дерьмовом сборе! Поднял руки высоко над головой, сцепив пальцы и потянулся, распрямляя спину, слегка позвонки похрустели.

— О, да! — довольно повторил очень вдохновенно с чувством будто испытал как минимум первый за сегодня оргазм. Две девушки, скромно шедшие по асфальтовой дорожке, невольно обернулись, разглядывая меня. Не удержался, подмигнул ближайшей к себе. Та чуть улыбнулась, но неловко отвернулась (еще бы я поймал ее за подглядыванием).

Ладно...опустил руки, не будем смущать невинных девушек. Ну и где этот бесполезный придурок? Посмотрел на часы на руке.

Опаздывал, не люблю опаздывающих, заставлю пешком до Питера бежать.

— Гектор! — а вот и чмо мое. — Я это...пробки! — поведал Андрюха. — Прости, пробки реально зверские!

Голос запыхавшийся и глаза серые, почти серебристые отдавали блеском, дышал часто, как ишак после определенного процесса. Стальная серьга блестела в ухе, как у бабы, и раздражала. Жаль член себе не проколол. Ухо проколол, ноздрю проколол и ходил вечно в черных жилетках и джинсах.

— Слушай, ты реально чмо! — заметил я, разглядывая друга. На пятнадцатилетнего юношу похож, он промелировал волосы. Руку ему жал и даже поддерживал его локоть, но смотрел с кривой улыбкой, давая понять, что не в восторге от него. Словно трогал сейчас протухший помидор, к которому было отвратительно прикасаться.

— Чё это? — взвизгнул друг, как нервная беременная женщина, и вытащил руку. — Я нормально выгляжу и нравлюсь дамам!

Друг поправил волосы на затылке, пару прядок волос. На что я отметил опять:

— Ну да... привлекателен девочкам от десяти до пятнадцати.... Забыли! — отмахнулся от дальнейшего разговора. Встал, опершись спиной на зеркальное окно-стену здания.

— Мы разве не торопимся?— поинтересовался Андрюха, также приняв расслабленную позу возле здания.

Вопрос проигнорировал.

Оба молча рассматривали дорожку и жителей округа мелькающих мимо нас, ручеек-муравейник людей. Они нас не замечали, собственно, меня тоже мало интересовали.

Напротив нас оживленная, четырёхполосная дорога, по бокам припаркованы машины, а еще дальше огромная площадь с каруселями для детей.

День в самом разгаре. А на фоне на всю улицу были слышны звуки музыки для поддержания боевого, людского духа среди рабочей недели.

А ничего песенка! Щелкнул пальцами правой руки, а потом левой руки, итак по очереди, одновременно сделал плавную волну плечами справа-налево.

Пропел очень длинно и нудно, прям как чудак из песни что-то про страстный пожар. Бесил собственный голос, но петь девочкам на ушки самое то. Скулить умел отлично, спасибо маме в хор в детстве отдавала.

— Гектор! — скривился Андрюха, всплеснул руками и отвернулся, не желая видеть.

Я отсоединил лопатки от стены и отошел чуть вперед, чтобы другу было за меня стыдно. Я еще и танцевать умею. Встал посередине дороги, где мелькали прохожие.

Вновь пропел, медленно, с чувством, будто отдавили яйца, как минимум:

«Мы будем... утопать... в этой... любвииии»

Сделал волну бедром, цепь теперь звякнула по заклепкам джинсов, еще больше привлекая внимание. Рядом кто-то остановился, что я увидел боковым зрением. Поднял глаза на друга, который заслонял лицо рукой, будто бы он не со мной и знать меня не желал.

А я продолжил. Скрестил ноги и сделал резкий поворот вокруг своей оси, цепь вслед за мной закрутила пируэт. Пальцем поманил друга и вновь запел с придыханием:

«Я буду нежным...ко мне иди»

Андрюха чисто физически попытался сплющиться в мокрое пятно на стене позади себя, раза в два уменьшиться по размерам. Не помогало. Я продолжал манить его к себе на радость толпе. Ритм движений отлично чувствовал, очень помогало в сексе. Хороший танцор — хороший любовник.

Дверь из здания приоткрылась и оттуда вышла жирная туша Кабана.

— Гектор! Ты опять балду гоняешь? Я не сомневался, — пренебрежительно окинул меня взглядом: отметил, что я стоял, не приплясывал, только плечами продолжал то влево вправо покачивать и пальцами выбивал ритм ладони. Словно аплодировал.

— А то Кабан! — громко выкрикнул. — Люблю балду гонять!

Руку отсоединил, резко наклонил и элегантно провел рукой по воздуху, сделав низкий поклон прежде всего его красотке, с пухлыми красными губками, которая стояла сзади него и периодически окидывала мои бедрами заинтересованными взглядами. А еще мужиков озабоченными называли.

Эх, женщины.

Пока гвардия Кабана проходила мимо и рассматривала меня пренебрежительно, будто перед ними щенок валялся на дороге, а они думали пнуть или не пнуть? Заскулит или нет с просьбой о помощи.

А музыка продолжала играть на фоне, эта попсовая позорная песня, а я продолжал легко перетаптываться с ноги на ногу, будто танцевал.