Отец беззлобно зовет ее песцовым летописцем. На самом деле она писатель художественной литературы. Вся наша женская линия ее читает, даже Полина. Однажды напала на бабулю с претензиями за плохой финал какой-то истории и вытребовала бонус.

— Полина!!! Принцесса, блин, Аравина! Почему ты мне не сказала? — верещит, подскакивая, Мира. — Миша?! Миша! Офигеть просто!

— Поздравляю! — умнее всех, как обычно, тетя Наташа.

Ее муж и Саульский подтягиваются, а вообще у обоих такой же вид, как у меня — скорее бы все закончилось. Молчат лишь мои — и мама, и отец. Думаю, раньше всех догадались, потому удивленными вообще не выглядят. Качают головами и смеются.

— Браво, — выдает, наконец, мама.

— Когда? — отходит от первого шока Егор Саныч.

— Час назад подали заявление, — спокойно отвечаю я. — На второе августа назначили торжественную роспись.

— Твою мать… — снова сокрушается будущий тесть. Подаваясь вперед, без всяких кривых заходов спрашивает: — И когда это началось?

Сказать, что вчера, я не могу. Поэтому мой ответ звучит размазано:

— Не так давно.

— Мне нужна точная дата, — настаивает Аравин.

— Господи, Егор! — одергивает его жена. — Сейчас это абсолютно неважно. Да и неуместно. Детей поздравлять нужно, — поднимаясь, идет к нам.

Егор Саныч тоже встает, но в его намерениях я сильно сомневаюсь. Не спускаю глаз, пока все близкие по очереди подходят к нам с Полиной и, обнимая, оставляют какие-то пожелания или напутствия.

Честно признаться, я бы всю эту муть с радостью промотал. Но, увы, возможности такой нет. Поэтому я просто настраиваюсь на итоговый результат и молча выдерживаю бессмысленную экзекуцию.

— Молодец, сын, — одобрительно хлопает меня по плечу отец.

Мама со слезами на глазах просто обнимает — Полину, а потом и меня.

Егор Саныч тягостно выдыхает. Кажется, это понимание неизбежности и принятия. Держу его взгляд, чтобы не пытал им Полину.

— На два слова, чемпион, — все еще резко указывает на дверь своего кабинета.

— Папа… — протестует принцесса.

— Нормально, нормально, — быстро перехватывает ее Стася Романовна. Смотрит при этом на мужа. Знаю я этот немой диалог, между своими не раз ловил. — Пусть идут. А мы пока на стол накроем. Ужинать пора.

— Рано же еще, — замечает Полина резонно.

— Ничего, ничего… Раньше сядем, раньше встанем. Да и на сытый желудок лучше думается.

Тяжело разрывать зрительный контакт с Полиной, потому что она меня не отпускает. Едва заметно киваю, заверяя, что все контролирую. Радуюсь наличию большого количества женщин, уводят все-таки мою принцессу.

— Удачи, — хлопок по плечу от отца, словно перед боем.

На самом деле ему, кажется, весело. Ну, конечно, он-то поход Эвелины в ЗАГС давным-давно пережил. С Мирой, я думаю, уже готов. У Аравиных же все холостые, а Полину они до сегодняшнего дня, невзирая на возраст, и вовсе считали ребенком.

Иду за будущим тестем, напоминая себе, что на моей стороне закон и слово принцессы. Препятствовать нашей свадьбе никто права не имеет. Даже ее любящий, застигнутый врасплох отец.

— Она беременна? — сухо выдает Егор Саныч, едва мы занимаем кресла друг напротив друга.

Взглядом давит. Я хладнокровно принимаю. Этот ритуал нам обоим хорошо знаком.

— Нет, — отвечаю спокойно. Ни дыханием, ни тоном внутреннего накала не выказываю. — В этом плане не тронута.

— Вот и отлично, — заключает Аравин после паузы.

Сейчас этот факт, вполне очевидно, большую часть напряжения снимает. Я, безусловно, умалчиваю, что собираюсь сделать его дочь беременной сразу после ЗАГСа. Это только между нами. До августа планирую практиковаться. Хочу, чтобы Полина как можно скорее привыкла ко мне, высвободила свою природную чувственность и отбросила всякую скованность. Никаких границ и барьеров между нами не будет.

— До свадьбы никакого секса, — обрывает Аравин полет моих мыслей, выставляя, судя по тону, непоколебимое условие.

Снова скрещиваемся взглядами. Тишина, пропорционально двухстороннему давлению, затягивается. Быстро перебираю в мыслях все доступные варианты отразить удар. И так же быстро понимаю, что это тот редкий случай, когда мне, привыкшему валить, как танк, придется уступить.

— Понял, — выдаю свое сдержанное согласие.

И клубящееся в воздухе напряжение почти полностью растворяется.

— Ты хороший парень, Миша. Когда-нибудь… — выговаривает Егор Саныч с несвойственной ему ворчливостью. — Лет через пять, я был бы только рад. Но, мать твою, Полине всего восемнадцать! Зачем так рано? Ей бы еще учиться, реализовать свои планы, наслаждаться юностью…

— Мне тридцать, — с тем же спокойствием напоминаю я.

Аравин поджимает губы и в каком-то непонятном эмоциональном движении качает головой. Думаю, понимает прекрасно. Старается принять.

— Я дам ей все, что смогу, — выношу, как клятву.

Тогда Егор Саныч кивает и, наконец, выдыхает:

— Благословляю.

[1] Здесь: абсолютный чемпион мира — боксер, обладающий титулами чемпиона мира по всем значимым версиям боксерских организаций.

Полина

— Труба дело, — в общем шуме голосов продолжает сокрушаться папа. Перед ужином мама накапала ему какое-то лекарство, но за столом папа еще и по алкоголю пошел. — Черт возьми… Черт… Ну, как так получилось, принцесса? — смотрит при этом так, что у меня самой давление подскакивает, а сердце, набирая массы, распирает грудь. На заднем фоне дядя Тимур уже по полной обзвон всяких организаций торжественных мероприятий делает. — Я же совсем недавно покупал тебе домик для кукол в полкомнаты! Я носил тебя на руках, таскал по снегу на «плюшке», заплетал косы, учил плавать, боксировать… Я возил тебя в школу, на танцы, в секцию, на кружки всякие… Чтобы ты вот так вот, в восемнадцать лет, выскочила замуж и ушла из дома?

— Она будет часто приезжать в гости, — вступается с улыбкой мама, а сама слезы прячет.

Знаю, что в ее случае это радость. И, возможно, какая-то светлая грусть. Бабуля Тихомирова… То есть, конечно, никакая она не Тихомирова. Мать моей будущей свекрови, Лариса Петровна, говорит, что родителям всегда тяжело отпускать детей. Наверное, поэтому она всю жизнь мотается по миру за Тихомировыми. К слову, ее муж этой бесконечной возни не выдерживает и частенько остается в России один.

«Господи…»

В моей голове полнейшая каша. Эмоций слишком много. Я думать не способна. И при этом не могу забыть то, что сказал Миша — его мотивы. А я ведь хотела, чтобы он просто меня любил.

Замечания, вопросы и шутки близких будто вскользь проходят. Особняком непрерывно держу в голове то, что мы с Тихомировым собираемся делать детей. Я понимаю, что в браке это рано или поздно случается. Но сама, как ни мозгую, к такому не готова. Знал бы папа, точно бы вето свое наложил и запретил Тихомирову ко мне приближаться. Как мне не выдать что-то ненароком?