Большинство зарубежных авторов характеризует ВЧК как «тайную полицию», аналогичную царской охранке, только более безжалостную. Мотивируется это тем, что данное учреждение, сформированное на профессиональной (а не милиционной) основе, своей главной задачей имело защиту существующего государственного и общественного строя от посягательств извне и изнутри[64].

Историк Р. Сет в своей книге «Сорок лет советского шпионажа» проводил мысль о преемственности, о том, что в деятельности советских органов разведки и контрразведки использовался опыт царской разведки и охранки, а также подпольной деятельности большевиков. Советская разведка позаимствовала у охранки такие черты, как использование массовой агентуры, в том числе агентов-провокаторов, организация провокаций и политических убийств[65].

Наиболее пристальное внимание зарубежные авторы уделили вопросу «красного террора» эпохи Гражданской войны и его однородности сталинским репрессиям. По мнению С. Волина и Р. Слуссера, после убийства В. Володарского и М.С. Урицкого, покушения на Ленина «советское правительство стало проводить политику массового террора, продолжавшегося с различной степенью интенсивности на всем протяжении гражданской войны»[66].

Р. Конквест утверждает, что цель «красного террора» состояла не только в подавлении открытых контрреволюционных выступлений буржуазии, но и в защите «власти большевиков», которой угрожало растущее противодействие со стороны народа[67].

В книге Л. Герсона проводится идея о том, что отрицательные черты в деятельности советских органов безопасности, проявившиеся в период культа личности, являются «нормальными» органически присущими им качествами, санкционированными В.И. Лениным. Герсон утверждает, что органы безопасности с начала своего создания имели задачей не только борьбу с классовым противником, но и насильственное подавление «недовольства масс» и «инакомыслящих» среди сторонников новой власти. В соответствии с таким подходом автор именует чекистские органы «тайной полицией»[68].

Ф. Найтли в своей книге «Шпионы ХХ века» (первое английское издание состоялось в 1987 г. в Лондоне под названием «The second oldest profession») считает, что органы ВЧК прибегли к репрессиям после разоблачения так называемого заговора послов. Так, он пишет: «Месть большевиков за заговор Локкарта была ужасной. Правительство установило порядок, направленный на подавление всякой контрреволюционной деятельности, – “красный террор”, а ЧК получила разрешение арестовывать и расстреливать на месте подозрительных лиц»[69].

Отдельные иностранные специалисты считают, что ВЧК являлась практически не подконтрольным ни высшим органам советской власти, ни ЦК РКП(б) учреждением и самостоятельно наделяла себя полномочиями. Например, Р. Дикон считает, что Ф.Э. Дзержинский самостоятельно инициировал террор: после покушения на В.И. Ленина он решил начать контратаки по всем направлениям с величайшей энергией и жестокостью[70].

23 августа 1918 г. коллегия Наркомюста приняла проект положения о ВЧК, в котором была предпринята попытка ограничить полномочия ВЧК, что привело к конфликту между двумя ведомствами. Дж. Леггетт, разбирая этот конфликт, выделяет роль В.И. Ленина в защите полномочий ВЧК: именно благодаря ему ВЧК должна была только информировать НКЮ и НКВД, а не действовать с их согласия[71].

По мнению С. Волина и Р. Слуссера, именно «необузданная претензия ЧК на автономию» явилась основной причиной конфликта с левоэсеровским руководством народных комиссариатов юстиции и внутренних дел[72].

Л. Герсон проводит идею о том, что «стена страха и недоверия возникла между ВЧК и многими членами Коммунистической партии». Назвав неэффективными принимавшиеся компартией и советским правительством меры по обеспечению законности и установлению ограничительных рамок репрессивной деятельности чекистских органов, автор делает следующий вывод: «С помощью Ленина чекисты успешно отстояли свои чрезвычайные права… До конца гражданской войны ВЧК продолжала действовать как орган, сочетавший полицейские, судебные и карательные функции и наделенный фактически неограниченной властью над жизнью и смертью миллионов советских граждан»[73].

Большое внимание зарубежные историки уделили проблеме кадрового обеспечения советских органов безопасности. Советолог А. Мейер утверждал: «Состав сотрудников, привлекавшихся на работу в это учреждение, был довольно пестрым. Многие были идеалистами, людьми кристальной чистоты, но были среди сотрудников этой организации садисты, человеконенавистники и карьеристы, которые вступили в ЧК либо потому, что она была самым безопасным учреждением, либо же потому, что ее сотрудники пользовались известными преимуществами»[74].

Л. Герсон проводит мысль о несоответствии кадрового состава местных чекистских органов и их деятельности установке Ф.Э. Дзержинского о том, что чекистами могут быть лишь люди с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками. Он представил чекистов в виде замкнутой, изолированной от масс касты, считавшей, что ей все дозволено, и творящей беззаконие и произвол. Трудящиеся, в том числе коммунисты с опытом революционной борьбы, по мнению Л. Герсона, считали ЧК органом, во многом схожим с царской охранкой[75].

При этом Л. Герсон в отличие от многих советологов, занимавшихся историей советских органов государственной безопасности, отмечал высокие качества Ф.Э. Дзержинского как революционера, человека и руководителя ВЧК. Автор подчеркивал, что Дзержинский считал важнейшим качеством чекистских органов их полное подчинение политике и руководству партии[76].

Наделение органов ВЧК полномочиями по охране государственной границы, обеспечению безопасности вооруженных сил, борьбе с контрреволюцией на транспорте и др. истолковывается зарубежными авторами как проявление «всеобъемлющего контроля» ВЧК за жизнью общества. Так, Л. Герсон делает вывод, что «на тайную полицию были возложены далеко не только задачи по разгрому казавшихся нескончаемыми заговоров контрреволюционеров. Тайная полиция действовала как орудие проведения в жизнь диктатуры пролетариата, и по требованию высших руководителей революции она проникала во все критически важные сферы политической, экономической и социальной жизни страны»[77].