– Ольга Кирилловна, я так счастлива! – проворковала Вика. – Значит, до завтра!

Приблизившись ко мне, Вика сообщила:

– Все урегулировано, завтра я подпишу контракт, а после Нового года перееду в Москву. Папа уже присмотрел мне там небольшую квартирку, всего три комнаты, но на первых порах придется обходиться малым.

Директриса, чей взгляд отчего-то был прикован ко мне, вместо того чтобы закрыть дверь, вдруг вышла в коридор. Она приблизилась к нам и спросила:

– Боже, а это кто?

Вика, вынимая из корзинки Глашу, защебетала:

– Ольга Кирилловна, это моя любимица. У нее потрясающая родословная! Достоверно известно, что одна из ее родственниц, прапрапрапрапрабабка, была любимой собачкой императрицы Екатерины Великой. Одного из щенков ее помета получил в подарок мой предок, граф Зуров...

Вика ужасно гордилась тем, что у нее имелись дворянские корни. Она даже утверждала, что по происхождению – графиня. Может, и в самом деле так, но историю про любимую таксу императрицы Екатерины она точно выдумала – ее величество предпочитала левреток.

Однако директриса не удостоила тихо сопевшую таксу вниманием, потому что ее вопрос «Боже, а это кто?» был адресован не собачке, а мне. Ольга Кирилловна, замерев на несколько мгновений, рассматривала меня, прищурив глаза.

– Ах вот вы о ком... – произнесла покровительственным тоном Вика. – Это моя... ммм... сопровождающая... Одна из моих... ммм... помощниц... Вы же понимаете, Ольга Кирилловна, что я одна со всем не справляюсь. Мне приходится прибегать к помощи... ммм.... подруг...

Директриса не слушала ее нелепое бормотание. Схватив меня за подбородок цепкими железными пальцами, она приказала:

– Голову выше. Да, отлично. Теперь повернись. Распусти волосы!

Мне пришлось повиноваться. Вика, почуяв неладное, заквохтала:

– Ольга Кирилловна, ну так мы пойдем?

А потом, обращаясь ко мне, грубым тоном бросила:

– Винокурова, чего стоишь, как могильный памятник? Давай помоги мне надеть манто!

– Молчать! – безапелляционно остановила ее директриса, и Вика, которой, скорее всего, никто и никогда не говорил ничего подобного – ни родители, ни учителя, ни подруги, – так и осталась стоять с открытым ртом.

Ольга Кирилловна сама вытащила у меня из волос старый гребень, при помощи которого я сдерживала рыжее буйство своих волос. Я растила их с детства, только изредка подравнивая, но, по словам Вики, волосы до пупа давно вышли из моды, а рыжий цвет совсем не котировался.

Волосы рассыпались у меня по плечам, а я залилась краской – мне отчего-то было до крайности стыдно. Директриса бесцеремонно схватила меня за плечи, затем ударила кулаком по спине так, что я даже икнула, и скомандовала:

– Не горбиться!

Я выгнула грудь колесом, желая, чтобы мучения как можно быстрее закончились. Мне была видна искаженная физиономия Вики – еще бы, я посмела перетянуть одеяло на себя, а подобное, как мне было отлично известно, каралось полным отлучением от ее величества.

– Так, так, так... – быстро пробормотала директриса и добавила: – Сними свитер!

– Ольга Кирилловна, Арина вовсе не думает о карьере модели, – скривившись, встряла в разговор Вика. – Так ведь, лапушка?

Если Вика употребляла слово «лапушка», значит, она была чрезвычайно разозлена. Последний раз я слышала это обращение из ее уст, когда она обращалась к нерасторопной продавщице в модном магазине, которая по ошибке принесла платье для коктейля на два размера больше, чем требовалось. Потом Вика похвалялась, что нажаловалась своей мамаше, которая позвонила старинной подруге, супруге владельца бутика, и тот в два счета уволил продавщицу, посмевшую принести не тот размер.

Я промямлила что-то наподобие: «Вика совершенно права, какая из меня модель, разве что для краеведческого музея», но директриса, не слушая возражений, сама помогла мне снять свитер.

– Так, так, так... – повторила Ольга Кирилловна и щелкнула в воздухе пальцами. – Тебя зовут Арина, да? Не найдется ли у тебя нескольких минут для того, чтобы мы могли переговорить?

Вика ответила вместо меня:

– Ольга Кирилловна, Арина у нас «синий чулок», зубрилка-отличница. Ей в девять уже надо дома быть, а не то родители по шее накостыляют. Так что, лапушка, бери-ка корзинку с Глашей и топай за мной. Живо!

Это была не просьба и даже не приказ, а проклятие, адресованное мне лично. Я почувствовала, что умру сейчас на месте, потому что Вика соизволила прогневаться на меня, но с нахалкой быстро справилась Ольга Кирилловна:

– Виктория, тебе здесь больше делать нечего. Приходи завтра к моему помощнику. А ты, красавица, нужна мне прямо сейчас.

И, взяв меня за руку, она потащила меня к себе в номер. На пороге обернувшись, я увидела исходившую злобой Вику.

Оставив меня стоять посреди комнаты, москвичка вынула столь редкий в те годы в провинции аппарат – мобильный телефон – и произнесла в него:

– Зайди ко мне немедленно. И прихвати Иллариона. Да и фотографа тоже. Кажется, я нашла девушку для «Дорсо».

Что значили ее слова и вообще все, что происходило, я не смогла бы объяснить даже под пытками. Но меньше чем через минуту в дверь постучали, и в номер вошли трое мужчин, причем совершенно разных. Первый был невысокий, коренастый, полностью лысый, с модной небритостью на лице, в странных очках в разноцветной оправе. Второй – тонкий, изящный, с длинными светлыми кудрями, обрамлявшими кукольное личико. А третий – пожилой, с моржовыми усами и густыми бровями.

– Господи, да ведь это то, что мы искали целых три месяца! – хлопнул в ладоши высокий блондин, больше похожий на высокую блондинку. Как позднее выяснилось, то был стилист Илларион.

Лысый тип, отчего-то вызвавший у меня ассоциации с булгаковским Азазелло (хотя ни бельма, ни клыка у него не было), приблизился ко мне, склонил голову и принялся внимательно разглядывать. А через пару минут пробормотал:

– В ней что-то такое есть... Инфернальное. Да, определенно... Думаю, можно попробовать...

Так я впервые увидела Аркадия. Он, как позднее выяснилось, был стратегом и мозговым центром модельного агентства. Наконец вынес свой вердикт и усач (Семен Петрович, фотограф):

– В самом деле, я ее именно такой и представлял.

О чем они вели речь, было для меня загадкой. Илларион и Аркадий расположились на софе, Семен Петрович остался стоять, а Ольга Кирилловна, сцепив руки в замок, опустилась в кресло и велела:

– А теперь, красавица, двигайся!

Я онемела. В застиранном лифчике, со вспотевшими подмышками я находилась в обществе трех мужчин и одной бой-бабы, и они хотели, чтобы я двигалась. Мне не пришло ничего лучше в голову, чем спросить:

– Как... двигаться?