В таких обстоятельствах и возникло дело Пре-о-Клер (13 мая 1558 г.). На обширном пространстве, относившемся к Университету, тысячи «протестантов» во главе с первым принцем крови Антуаном де Бурбоном, королем Наварры, устроили шествие с распеванием псалмов. Городские власти не смогли призвать их к молчанию, полиция вынуждена была отступить. Королю почудилось, будто еретики восстали и хозяйничают в городе. Он впал в полное отчаяние и вскрикнул:

— Я полагаю, что если я могу справиться с внешними делами, то добьюсь, чтобы по улицам лилась кровь и плыли головы этих сволочей-лютеран!

Было невозможно продолжать войну, войну, конца которой не желали Гизы. Под влиянием своей старой возлюбленной король отныне удостаивал доверия исключительно своих попавших в плен друзей Монморанси и Сент-Андре. Оба были выкуплены у испанцев, которые выдвинули невероятные условия. К глубокому негодованию Гизов, аристократии и армии, король их принял. Он уступил все завоеванное и приобретенное со времен Карла VIII: Савойю, Корсику, графство Ниццу, Пьемонт, Брешию, Бергамо, Милан, множество крепостей на востоке и в Альпах. У него только и осталось, что три епископства и Кале. Таков был Като-Камбрезийский договор, соглашение, направленное против Реформации, по поводу которого продолжают спорить специалисты по XVI веку. Вслед за Люсьеном Ромье и Жаном Эритье мы рассматриваем его как трагическое отречение Франции, которая позволила Испании сохранять гегемонию до самого Пиренейского договора 1659 г. Тем не менее следует согласиться и с историками из противоположного лагеря, что во время правления трех последних Валуа «граница королевства не оспаривалась. Никогда еще гражданская война не усугубляла одну из величайших угроз извне, которая требовала теснейшего сплочения всех сил народа».21 К несчастью, Екатерина Медичи должна была в течение тридцати лет делать все возможное, предотвращая войну.

До какой степени на взлете находилась Реформация, когда король Франции объявил ей беспощадную войну? Она завоевала огромную часть Центральной Европы, берега Балтики, Скандинавские страны. Смерть Марии Тюдор и восшествие на престол Елизаветы предоставили ей Англию (1558) Напротив, вокруг Средиземного моря ее позиции стремительно утрачивались. Италия, которой она одно время угрожала, вновь склонилась перед папским авторитетом. Вместе с Павлом IV (1559) ушли в небытие Папы, более поддающиеся своим страстям и мирским интересам, нежели занятые осуществлением своей религиозной миссии. Испанию же Филипп II сделал несокрушимым бастионом католицизма. Между этими двумя полюсами располагались государства, пребывавшие в состоянии раскола, который приводил к политическому упадку. Германия, после того как сделалась первым полем боя братьев-врагов, получила продолжительный покой благодаря Аугсбургскому миру.22

И наслаждалась им в течение полувека, перед тем как оказалась разорена и опустошена во имя Господа. Из Швейцарии звучало слово Кальвина, но ее кантоны охотно поставляли солдат в католические армии, равно как и в протестантские. С 1550 г. прежде всего отмечен существенный прогресс Реформации в Нидерландах, владении короля Испании. Во Франции, возможно, третья часть населения числилась среди приверженцев новой веры.

Именно кальвинистская доктрина охватывала большую часть этих «гугенотов». Лютеранство больше не было популярно после встречи в Вормсе. В противоположность германским церквям, Кальвин подчинял государство власти духовенства и снискал известный престиж, вызвав, впрочем, и робость у чувствительных потомков галлов. Его догмат о предопределении вызвал не в одной французской душе благочестивый трепет. «Избранный Провидением Божьим стремится не утратить состояние благодати, и неважно, какой ценой».23

У географии протестантизма самые разные причины. Если начать с Германии, неудивительно, что области, где он победил, раскинулись близ границы и пересекают сельскую местность на востоке, где еще не затухли крестьянские войны. Сильно затронут район Трёх епис-копств (Туля, Меца и Вердена). Движение охватило Шато-Тьери, Эперне, Шалон, Витри-ле-Франсуа, Уасси, заметно проявилось в Бургундии, Бурбоннэ, Нивернэ. На севере действовали другие факторы. Торговля, международные экономические связи разнесли доктрину по процветающим городам и портам: в Дьеппе, Кане, Гавре, Руане, Сен-Мало, Нанте, Витрэ протестантов было множество. Если же они доблестно утверждались на берегах Марны, Сены и Луары, то прежде всего как интеллектуалы, случалось, как университетские преподаватели (Орлеан). Но главная их вотчина располагалась все же не здесь. Юг Франции, вот где возобладал кальвинизм: в Беарне, обращенном Жанной д'Альбре, королевой Наварры, которая повелела разрушить церкви; в Лангедоке, древнем питомнике альбигойской ереси, на протяжении всей долины Роны до Лиона, где была такой интенсивной коммерческая деятельность и бурлили идеи. С юга волна хлынула на запад, обильно залила Гиень и Онис, Сен-тонж, Пуату, Ла-Рошель и встретилась с той, которая пересекла Бретань. Сельская местность была затронута куда меньше городов. Однако бедствия, причиненные войнами, и непомерные налоги порождали недовольство, которое способствовало обращению. Чем больше провинции страдали от податей, тем больше оказывалось там приверженцев кальвинизма среди деревенских жителей. Так случилось даже в богатой Нормандии, где бедствовало сельское население вокруг Руана, в Оверни, Виварэ, Руэрге, в несчастном Жеводане. Как считается, распространителями Реформации были духовные лица, люди науки. Монахи, кюре непрерывно поставляли многочисленных рекрутов. Почти неуловима граница между низшим духовенством, чуть что готовым осуждать пороки Церкви, и высшим, которое с неослабной яростью преследовало новаторов. Из прелатов лишь немногие откололись от Рима. Главный из них, Оде де Шатийон, желал сохранить, даже когда женился, кардинальскую шапку. Университет перестал быть единым. Если преподаватели остались страстными католиками, то студенты-иностранцы, прибывшие из Германии и Швейцарии, сеяли смуту среди своих соучеников. Революционное брожение увлекло часть молодежи. Далеко-далеко от царства духа оно завладело смиренными созданиями, в основном неграмотными, но обратившимися к надежде, которая, казалось, воссияла перед этими вечными жертвами социального порядка. Рост цен и, естественно, податей заметно ухудшил условия жизни ремесленников со времени воцарения Генриха II. Городские рабочие, затерянные в глубине зловонных лабиринтов, куда к ним едва ли доходило эхо большого мира, объединились с массой людей, взявших на себя истолкование божественной воли. Протестантизм привлекал бедняков, искавших веры, более чутко отзывающейся на их нужду. Привлекательность его была ничуть не меньше для богачей, в особенности для буржуазии. Люсьен Февр исчерпывающе проанализировал это явление: «Благодаря факторам, экономическим, политическим и социальным, которые часто рассматривались вместе, целый класс людей одновременно завоевал, приобретя богатство, свое место под солнцем, потеснив знать. Далеко не везде и не всегда то были авантюристы без устоев, выскочки, в одну ночь вознесшиеся из небытия. Среди буржуа имелись люди серьезные, сторонники твердых моральных правил, которые, несомненно, не были связаны ни с социальным лицемерием, ни с фарисейской ложной стыдливостью, ни с суровостью фасада и внешности, ни с чем, что, как правило, вызывает инстинктивную ненависть; но их строгий реализм не существовал отдельно ни от глубокого чувства долга, ни от страстной нужды в религиозной определенности. Эта торговая буржуазия, которая знала, как Одиссей, обычаи многих людей, постигла на своем опыте, насколько могут меняться оценки чего-либо; для этой буржуазии мантии и должности создавали твердую иерархию. Наконец, у тех, кто занимался требующими точности ремеслами с тонкой и развитой техникой, обострился практический дух, склонный к изящным и простым решениям; им, соответственно, требовалась ясная религия, разумная и в меру гуманная, которая была бы для них столь же светом, сколь и опорой».24