Получив от государя императора позволение ехать смотреть полк наш, отправлюсь отсюда около 14-го или 15-го чисел на Тулу, где, осмотрев находящийся там 1-й саперный батальон, сейчас же к вам отъеду, так что надеюсь быть в Ельце около 18-го или, поздно, 19-го числа, и хочу непременно у вас остановиться на квартире.

Со мною едет один адъютант и два человека – итак, мне немного надо места. Прошу вас дать знать об этом дивизионному командиру. Если трудно полк свести, то буду смотреть подивизионно; во фронт не выводить ни рекрутов, ни молодых лошадей, даже так, чтоб более 12 рядов во взводе не было, но, однако, не менее.

Буду смотреть всех унтер-офицеров и карабинеров в манеже, равно и офицеров, весь ремонт и рекрутов и резервный эскадрон, пеший строй или развод и проч.

Приготовьте все как следует; мне прошу выбрать хорошую фронтовую лошадь, хоть из-под вахмистра моего эскадрона.

Чтоб никаких приемов от города, ни других никаких приготовлений не было, об том вам предписываю дать знать. О получении сего письма уведомьте меня тотчас как получите, и также о мерах, вами взятых, и можно ли будет полк собрать.

Напечатанная впервые в 1926 году и с тех пор не переиздававшаяся подборка дневниковых записей Николая Павловича сохраняет свой непреходящий интерес и сегодня – как чрезвычайно подробное (буквально по часам) перечисление того, чем день за днем был занят будущий самодержец российский. Благодаря этим записям мы знаем, что жизнь при дворе была отнюдь не цепью увеселительных мероприятий, как еще и сегодня продолжают думать некоторые.

Жизнь царственных особ и их приближенных была непрерывной чередой обязанностей в обрамлении церемониала. Никто не предавался безделью, каждый «знал свой маневр». «Встал в 8 1/4» – типичная запись, с которой начинается информационный дайджест об очередном дне будущего венценосца.

Именно дайджест: любой день Николая Павловича был так насыщен, что у него физически не было времени описывать все, что он делал, – он мог это только перечислить. Кратчайшие упоминания лиц и разговоров (содержание которых почти нигде не расшифровывается), действий и происшествий – не литературное повествование, а каталог событий. Писал он не для нас с вами – для себя.

Однако было бы ошибкой считать, что дневник наследника престола малосодержателен – просто, как всякий архив данных, он нуждается в разархивировании. И те, кто интересуется эпохой Николая I, извлекут немало полезного и интересного из этих скупых записей.

Во-первых, попытка декабрьского переворота изучена так хорошо, что ко многим упоминаемым автором дневника именам и фактам уже имеются комментарии специалистов. Кроме того, XIX век не зря называют веком мемуаров: многие лица, знавшие Николая I, в том числе и упоминаемые в этом дневнике, оставили свои дневники или мемуары, проливающие свет на те или иные аспекты лишь вскользь упоминаемых им сюжетов и обстоятельств.

В любом случае мы надеемся, что подборка дневниковых записей великого князя Николая Павловича за 21 ноября —13 декабря (3—25 декабря по новому стилю) 1825 года никого не оставит равнодушным: это были, возможно, самые напряженные предгрозовые три недели XIX века.

Ноябрь

Встал в 8 1/2[15]; Сазонов, Эйхен; приказы; Измайловский и драгуны – хорошо; драгунские полковники, затем Бутурлин и Чичерин, поехал с ним в дорожных санях в Ораниенбаум; к себе; Эйхен, говорили; приказы, поехал опять с Чичериным в манеж, смотрел развод 7-й роты Финляндского полка – посредственно, церковный парад и 9-й фузилерной роты Измайловского полка, посредственно, и учебной команды Московского полка; поехал с Чичериным же в казармы, осматривал их и поехали с ним же в Петергоф, задержались посмотреть новые казармы Измайловского; очень хорошо; поехал с ним же в одноконных санях в экзерциргауз[16], смотрел фузилерную роту Измайловского полка, выправку и маршировку без ружей, скверно, и учебную команду батальона – плохо; поехал опять с ним к себе; Эйхен, чай; поехал опять с ним в конюшни первого гвардейского драгунского эскадрона, видел прекрасных новых лошадей и 1-й эскадрон – хорошо, но несколько неповоротливы; снова поехал с ним же к себе, переоделся, обедал с ним; Сазонов, Щербинин и двое Эйхенов; встали из-за стола, разговаривал, поехал с Сазоновым в санях, в город; приехал; у детей, у жены, у себя, у нее; у себя; дежурные офицеры с рапортом, уходят; работал, Брун[17]; у жены, у себя; оделся; у жены; поехал в одноконных санках с Сашею[18] к матушке; три секретаря[19]; кн. Шаховской, говорили; опять поехал с Сашею; у детей; у Кристи[20], очень плоха; свои, у жены, у себя; переоделся, работал с Ивеличем, у жены, ужинали, говорили; у себя, работал, разделся, лег спать (h. p. m. f.).

Встал в 9; Кавелин, Флам[21], Деллингсгаузен, Мартынов, Сазонов; доклады; Нейдгадт, говорили; Шипов, приказы, в большой передней гр. Гурьев и Толстой – урод; у жены; у себя, говорил с Арбузовым и Гартонгом, работал с Ивеличем; у жены; поехал в выездной коляске с Кавелиным к матушке; парада нет —11 градусов; говорили; прошел к графине[22], говорили; поехал обратно опять с Кавелиным; к детям; жена; у себя, работал; Папа; жена уходит; Флам; работал; принимал Лопухина и Бибикова, об Ангеле[23]; Блудов, Багреев[24], Мольтке и Обресков; дипломаты; у жены; старушка; у себя, переоделся, работал; Папа; сенатор Безродный, уходит; работал; Седжер; у жены; у себя, работал; у нее; обедали вдвоем у окна; матушка; сошел вниз навстречу; жена; Кочетова, затем Пикколо[25]; беспокойство за Ангела – он болен; матушка уходит, провожаю; у себя, Менелас, жена, говорили, уходит; у жены, вздремнул; у себя; Бутов с рапортом; работал, читал; у жены, Varette[26], Julie, чай; играл с детьми в залах; у жены, Varette; у себя, переоделся; у жены; у Кристи; Varette.