Мэгги явственно ощутила, как ее сердце провалилось в пятки. Ей понадобилось немало усилий, чтобы поднять тяжелый взгляд на того, кто продолжал сидеть напротив нее.

– Вы никчемная, дурная мать, а ваши невоспитанные дети похожи на вырвавшихся на свободу чертенят, – грозно прошипел хозяин дома и звучно раздавил каблуком обломки статуэтки.

– Мама, мамочка! – заплакали брат и сестра.

Мэгги прижала их кудрявые головки к своей груди и прошептала:

– Ничего, ничего. Просто дядя сегодня не успел поесть и его животик теперь на всех рычит.

– Так это животик на нас только что рычал? – доверчиво спросил Крис.

Мэгги подняла девочку на руки, а Криса взяла за руку и повела на второй этаж.

– Я скажу тебе по секрету: это был он, только не следует рассказывать об этом всем. Пусть это будет наша тайна.

Когда дети заснули, Мэгги отправилась в отведенную ей комнату. Со второго этажа открывался чарующий вид на окрестности. На многие мили простирался густой лес, изрезанный сетью тропинок. Не было видно ни одного дома: ни гостиницы, ни жилища какого-нибудь шумного семейства.

Полюбовавшись природой, Мэгги ни на йоту не приблизилась к разгадке своего местонахождения, и от мысли, что ее и детей судьба находится во власти не пожелавшего представиться грубияна и женоненавистника, ее била дрожь. Дом стоял в такой непролазной глуши, что, даже если бы Мэгги влезала на самую высокую сосну и начала вопить и размахивать флагом, ее вряд ли услышали бы. В то, что поблизости от дома живет какой-нибудь супермен, Мэгги не верила.

В коридоре горела тусклая лампочка, а весь нижний этаж был погружен во тьму. Оценив свои возможности, Мэгги пришла к выводу, что лучше момента выяснить, в чей дом она привела своих крошек, не найти.

Где обычно люди хранят документы и оружие? – рассуждала она, беззвучно ступая босыми ступнями по мягкой ковровой дорожке на лестнице. В кухне, в спальне, в кабинете?

Кабинет, по ее мнению, был лучшим местом, где можно спрятать все, от пистолета до денег. Если хозяин поймает ее за руку, можно сказать, что она страдает бессонницей и искала книгу для чтения.

Из-под двери кабинета лился свет, но внутри было тихо. Мэгги приоткрыла дверь и проскользнула в кабинет. Но тотчас пожалела о своем поступке.

В противоположном конце комнаты спиной к ней стоял хозяин. Опустив голову, он смотрел на ярко потрескивающий в камине огонь. Руки в карманах, под тонкой белой рубашкой проступают мышцы. Мощный разворот плеч, длинные сильные ноги, густые, чуть волнистые темно-каштановые волосы… Неожиданно для себя Мэгги открыла, что мужчина необыкновенно хорош собой. Он был в гораздо большей степени привлекательным, чем вежливым, но Мэгги чувствовала, что готова простить ему грубость. Если только… Это было очень смешное желание, но Мэгги мучительно жаждала вновь услышать его низкий, бархатный голос.

Ей казалось, что она стоит в комнате уже несколько минут, когда спина его напряглась, словно он ощутил ее присутствие. Мэгги отпустила дыхание, которое невольно затаила, и этот тихий звук заставил его резко вскинуть голову. Лицо его выражало крайнее неудовольствие то ли тем, что ему помешали, то ли тем, что он знал, кто стоит за его спиной.

Мэгги едва не поддалась малодушному желанию убежать обратно в свою комнату, но, нечаянно столкнувшись с ним смущенным взглядом, замерла, остановленная золотистой вспышкой в его глазах, окинувших ее фигуру, просвечивающую сквозь тонкую ткань ночной рубашки, которую Мэгги нашла в комоде в своей комнате.

Белизна ее кожи имела перламутровый оттенок, а волосы напоминали своим блеском старинное полированное дерево с золотистым отливом.

Мэгги по-прежнему хотелось придумать какую-нибудь отговорку и скрыться, но лгать Мэгги не любила и меньше всего она могла бы решиться на это сейчас – под этим прямым и безотрывным взглядом.

– Добрый вечер!

Мэгги, которая считала себя достаточно искушенной в мужской красоте, была поражена цветом его отчаянно пронзительных глаз. Они имели цвет янтаря, глубокого и светящегося изнутри. И голос! Низкий, богатый оттенками и переливами голос вызвал странный прилив жара к ее лопаткам.

– Простудиться не боитесь? – спросил он, сардонически улыбаясь незваной гостье. – Ночные прогулки по моему дому небезопасны для женщин с тонкой душевной организацией, как у вас.

Мэгги небрежно усмехнулась.

– Вы более чем ясно выразили свое отношение. Могу ли и я сказать, что о вас думаю?

Он слегка наклонился и взглянул на нее с насмешливым вниманием.

– Только неопытный игрок рискует на первом же ходу.

– Если вы выставите меня на улицу голой, завтра утром будете в одиночку одевать и кормить двоих детей, – предупредила Мэгги. – Но сперва вам придется их изловить.

Он приложил руку к груди и с покорнейшим видом произнес:

– Благодарю за предупреждение, но, будьте уверены, дорогая, если вы окажетесь за порогом моего дома, детки отправятся вслед за вами.

– Чудовище! – фыркнула Мэгги.

Она видела, как в его глазах искрятся смешинки, но он явно испытывал ее терпение. Мэгги чертовски сожалела, что покинула свою комнату, и лихорадочно подыскивала способ завершить беседу. Этот мистер, подумала она, слов на ветер не бросает, и, если его разозлить, он запросто отправит нас пешком до Берлингтона.

Ощутив неловкость от собственного молчания, Мэгги набрала воздуху и выпалила первое, что пришло ей в голову:

– Не могу спать в чужой кровати! Метель, кажется, стихла, я хотела пройтись по вашему саду.

Медленно смерив ее ошалелым взглядом, особо остановившись на босых ногах, он сказал:

– Пора и мне навестить Берлингтон. У меня такое чувство, что жизнь прошла мимо меня.

Улыбаясь ему, Мэгги увидела, что в его глазах тоже заиграл смех, и вдруг ее нервозность и напряженность куда-то исчезли. Пора, в конце концов, представиться своему вынужденному благодетелю и узнать его имя!

– Мы не успели познакомиться. Меня зовут Маргарет Тидвелл. – На случай, если ему была известна ее нынешняя фамилия, Мэгги решила воспользоваться девичьей. – А вас?

– Дэвид Шелдон. – Он слегка поклонился, и в этом почти незаметном кивке головы Мэгги отчего-то уловила насмешку.

– Как поживаете? – Она протянула ему руку.

Этот жест неожиданно вызвал у него улыбку, обворожительную белозубую улыбку, которая непроизвольно появилась на его губах, когда он шагнул к Мэгги и пожал протянутую ему руку.

Рука была так холодна, что Дэвид не на шутку забеспокоился о здоровье Мэгги.

Холодные янтарные вдруг потеплели, теперь в них появилось сочувствие, и в его низком голосе прозвучало добродушие, когда Дэвид сказал: