Гости весело гудят, поддерживая тему. Мажорчик кривится, типа, презрительно.

А мне пофиг.

Во флейринг я умею. Пришлось освоить, потому что для бармена опыт флейринга, да еще и желательно дополнительное прохождение курсов у какого-нибудь именитого в этой среде чувака — это пропуск в хорошие клубы. Где много чего можно взять. Наш с мелкой вариант как раз был когда-то.

Давно я, правда, этим не занимался, но умение хрен пропьешь, а природная грация и обаяние в случае, если проебу пару-другую бутылок об пол, при мне.

Ну и Светочка, опять же… Почему нет?

Мне шустро освобождают место у барной стойки, которая, как и во всех этих дорогих домах, здоровенная и страшно беспонтовая.

Но хорошо, хоть есть, чего крутить.

Я прошу поставить самый последний клубный хит, чтоб качало хорошо.

В этом деле музыка — главный друг. Все погрешности скроет.

И начинаю.

Сначала дело идет туго, руки немного отвыкли, и одну бутылку я уже у пола ловлю, тут же делаю вид, что так и задумано, выдыхаю, принимая ее на локоть, кручусь вокруг своей оси… И дальше все, как по маслу.

Музыка качает, шейкер, с неплохой такой развесовкой, летает над головой, бутылки крутятся, ледяные кубики сыплются в бокалы. Тут ведь главное не в ловкости рук, а в общении с публикой.

А уж этого мне не занимать.

Кручусь, верчусь, улыбаюсь, не забывая подмигивать девочкам, и, отдельно, хмурой Светочке.

Ну что, рыжуля, скажи, что тебе не понравилось! Попробуй только скажи!

Конечно, она вполне способна скривить козью мордашку и заявить, что ничего особенного, но вокруг-то не дураки. И поддержка будет на моей стороне.

К тому же…

Если она откажется, то тут же найдутся те, кто сделает это за нее.

Посмотришь на такое шоу, Светик ты мой, семицветик? Исполнительница желаний моих?

Посмотришь?

Спокойно посмотришь?

Что-то, глядя на тебя, я так не думаю. Ой, не думаю…

Пока жонглирую бутылками и стаканами, понимаю, что, желая опозорить, Света мне, наоборот, удружила. Теперь я не просто смурной брутальный парень. Нет, теперь я свой в рубаху смурной распиздяй, с шикарной улыбкой не для всех.

Это должно торкнуть. Меня после этого точно должны заметить те, кто мне нужен.

Я завершаю шоу, подаю Светику высокий бокал с сине-бирюзовой жидкостью, переливающейся серебром. Красиво.

— Ну что, рыжуля, как тебе шоу?

Она молчит.

Хмурит бровки. И вот реально ведь могла бы сказать, что не поперло, но вокруг не дураки. И видят, что поперло. Сдаст назад, будут ее считать трусихой.

А она этого не может позволить.

И потому Светик отпивает коктейль, вкусно складывая губки в трубочку. Отставляет его в сторону и шагает ко мне.

Я — ни пол движения к ней! Сама давай, рыжая, сама.

Становится рядом, поднимает подбородок и обхватывает мое лицо ладошками.

Они у нее прохладные, а меня огнем палит! Горячо!

И взгляд у нее горячий! Жжет!

— Давай, Светка, — пищит девчонка в толпе, не выдержав напряга, но ее тут же затыкают. Все стоят и смотрят, как рыжая Света целует меня. Сама.

Света приподнимается на носочки, выдыхает и мягко касается моих губ. Тут же хочет отпрянуть, видно, на это был расчет, но я же не совсем дурак!

Одну ладонь — ей на талию, прижать, рывком! Чтоб пискнула от неожиданности.

Вторую — на затылок.

И губами — в губы!

С напором, силой, порабощая, чтоб никто и не понял, что я тут силу применяю.

Она сжимает пальцы на моей футболке, но не отталкивает, просто в горсти собирает, и слабо стонет в губы. Тихо-тихо, никто не слышит.

Только я.

И этот ее стон мне крышу сносит. Причем, похлеще, чем в первый наш поцелуй, когда она мне гадость сказала, а я ее за это поцелуем наказал. Показал, для чего ее рот идеально подходит!

Я уже не думаю о том, сколько народу на нас смотрит, какие будут слухи ходить по универу потом, и что Светочка предпримет, когда я ее все же отпущу.

У меня нет «потом», нет «дальше». Только «сейчас» есть. Этот момент.

И в нем — только она. Вкус ее губ, сладкий и дурманный, тело тонкое, гибкое, запах, с ума сводящий, податливость неожиданная… И робкий ответ. Попытка ответа, которую я улавливаю и окончательно дурею.

Глаза заволакивает красным, я не могу остановиться чисто физически, уже не обнимаю ее, а держу на весу, словно еще чуть-чуть — и утащу, нахер, куда подальше, как зверь свою добычу уносит.

И хрен кто меня остановит!

Она и не сопротивляется, держится за мои плечи, тихо стонет в губы, дышит через раз, растерянно льнет всем телом…

Охереть… Вот это приз! Да я ради такого готов хоть каждый день бутылки крутить!

Не контролирую себя, жму сильнее, дыхания не хватает, жар ее кожи сносит с ног…

Тут неожиданно все прекращается.

На нас падает оглушительная тишина. Оказывается, все это время звучала музыка, тот бит, под который я катал бутылки. И сейчас он завершился.

Я останавливаюсь, отрываюсь от Светы, смотрю ей в глаза. Зеленые, как море. И такие же безумные сейчас. Мутные.

Она неуверенно шевелится, потом тихо скользит по моему телу, опускаясь на пол и все еще держась за шею. Я тоже не могу расцепить ладони у нее на талии. Не хочу расцеплять. Отпускать не хочу.

Так мы и стоим, посреди молчащей толпы, смотрим друг на друга. И, кажется, даже дышим в унисон.

А еще кажется, что длится это, хрен знает, сколько. Долго. Вечность длится.

И только я собираюсь что-то сказать, не знаю, что, впервые слов нет, как на нас падает грохот аплодисментов, улюлюканий и криков.

Чуть с ног не сшибает лавиной.

Парни ломятся ко мне, с восхищениями:

— Красавчик!

— Нихера себе!

— Вот это да!

Девчонки кидаются на шею и через одну норовят повторить Светочкин поцелуй.

Я отвечаю на рукопожатия, мягко уворачиваюсь от липких чужих губ, и все это время смотрю, как Свету уводит в сторону тот мажор, с которым она пришла сюда.

Нас с ней словно разносит стихия.

Вот только взгляды не размыкает.

— Скучно стало, Рыжая? — нарушаю я тишину дворика, — или меня ждешь?

— Размечтался, — Светочка демонстративно прикуривает, всем своим видом показывая, что вообще никого не ждет, а сюда подымить вышла.