Похоже, Кадило прав: на примере Подвольского мы и впрямь наблюдали сейчас «синдром Горлума». Впрочем, разве нам было привыкать к мольбам и стенаниям? С чего Адам вообще взял, что мы способны на сочувствие? Неужели прочел это в наших глазах? Самоуверенный человек. Что ж, значит, раньше он попросту не попадал в такие некрасивые истории и не встречался с подобными нам душегубами.

– Ты что, решил ограничиться телефонными извинениями? – вновь разозлился я. – Приедешь завтра в Калиногорск и лично побеседуешь с каждым из тех людей, чьим уважением и дружбой ты пренебрег. Возможно, тебе повезет, и ты получишь назад свое бриллиантовое «пресс-папье». Только советую просить очень убедительно. А иначе может случиться так, что этот наш разговор окажется не последним…

Да, давненько нам не приходилось выбираться по работе в такую даль. Поездка на поезде от краевого центра до Горнилова занимала ни много ни мало почти двенадцать часов. Я почему-то с детства терпеть не мог железнодорожные путешествия и потому, пока мы ехали в райцентр, успел не раз мысленно обругать тех горе-открывателей, которые давным-давно прокладывали границы нашего края. Хапуги – другой характеристики эти люди не заслуживали. Взяли бы и оставили часть земли соседям – чай, все же не заграница. Но нет, застолбили за собой всю территорию, до которой только дотянулись их загребущие руки. А теперь мы с напарниками болтайся туда-сюда на поезде целые сутки – более бестолкового времяпрепровождения было не сыскать.

Можно было, конечно, махнуть в Горнилово и на машине. Но, как назло, я буквально на днях продал свой старенький «Ниссан Патрол», а новый внедорожник приобрести не успел. Тюнер же и Кадило наотрез отказывались гнать по колдобинам за тридевять земель свои спортивные «Фольксваген» и «Мицубиси». Понабрали, пижоны, модных тачек, которые даже трамвайный рельс не могут переехать, чтобы днищем его не зацепить!

Взяв билеты в удобный спальный вагон – благо в октябре это можно было сделать без проблем в любое время, – мы до самого отправления сидели начеку, опасаясь, как бы горячий сынок Подвольского не пустился за нами в погоню. Всякое могло взбрести в голову озверелому папаше, чьим близким угрожали расправой три заезжих негодяя. А если вдобавок Адам-младший узнает об утраченной семейной реликвии… В общем, мы готовились к любым неожиданностям, разве что были относительно спокойны насчет милиции. Подключив ее к нашим поискам, Подвольские рисковали гораздо сильнее, чем мы, и уже завтра им пришлось бы принимать у себя куда более несговорчивых гостей из Калиногорска.

Поэтому, когда поезд наконец-то тронулся, мы позволили себе расслабиться. Разумеется, не по полной – как-никак важный груз везем, – но пропустить по стаканчику-другому за бескровное дело было отнюдь не зазорно. Чем мы и занялись, как только огни Горнилова скрылись из виду.

Экспресс стрелой летел через окутанные мраком лесистые нагорья – преобладающий ландшафт нашего, так сказать, бескрайнего края, – вагон лениво покачивался на стрелках, и уже завтра к полудню, по всем предпосылкам, мы должны были рапортовать Бурелому об успехах.

Эта поездка доставила мне куда больше удовольствия, чем предыдущая. И не только потому, что мы возвращались домой с чувством исполненного долга, но еще и из-за нашего сегодняшнего проводника. К моему удивлению, им оказалась не миловидная девушка, а убеленный сединами, полноватый, но весьма энергичный старик по имени Пантелей Иванович.

То, что Пантелей Иваныч – неординарная личность, можно было догадаться не только по выбранной им профессии. К таким, как он, уже не вязались унизительные определения «старикашка», «хрыч» и «старый пердун». Натурально дворянское благородство, с которым держался дядя Пантелей – так уважительно назвал его Кадило при первой встрече, – было вовсе не напускным, а являлось естественной чертой характера Иваныча. Наверняка в его жилах текла изрядная доля голубой крови, а в родословной фигурировали какие-нибудь князья или придворные. Нечасто в наше время встречаются такие «породистые» старики, в присутствии которых ты поневоле начинаешь избегать ругательств и умерять собственный гонор.

Выпить с нами за компанию дядя Пантелей, естественно, отказался. Продемонстрировав, где находится кнопка вызова проводника, он настоятельно попросил не шуметь, поскольку в купе по соседству ехала некая благородная дама – именно так Иваныч ее и охарактеризовал. Получи мы подобное предупреждение от девушки-проводницы, Тюнер непременно выдал бы ей в ответ какой-нибудь язвительный комментарий, но с Иванычем мой не слишком церемонный напарник согласился сразу:

– Базара нет, дядя Пантелей. Молчим, как Бетховен.

Когда же проводник уточнил, что Бетховен вообще-то был глух, а отнюдь не нем, Тюнер только пожал плечами и заметил, что он окончил музыкальную школу десять лет назад и потому напрочь позабыл, кто из великих композиторов какими недугами страдал…

Воистину грозная сила сокрыта в тех людях, кто обладает подлинным, а не наигранным достоинством. Даже я не заставил бы Тюнера стать таким шелковым, каким сделал его дядя Пантелей одной своей вежливой просьбой.

После ухода проводника разговор сразу перешел к событиям минувшего дня. А конкретно, к тому престранному случаю, когда мои напарники (и я вместе с ними – только негласно) разошлись во мнении по совершенно идиотскому поводу: спутали между собой две такие элементарные вещи, как кинжал и кубок. Истину решили выяснить практическим путем, ради чего я был вынужден извлечь из кейса злополучную армиллу.

Лучше бы я этого не делал, а настоял на том, чтобы судьей в нашем споре выступил непосредственно Бурелом. Едва армилла появилась на столе, как дискуссия разгорелась с новой силой и уже не такой сдержанной, как в доме Подвольского.

Я до последнего надеялся, что вот теперь все точно встанет на свои места и мы трое увидим то, что и должны были видеть: маленькую армиллу. Или кинжал. Или кубок. Мне было совершенно неважно, что именно появится пред нами. Главное, чтобы сейчас мы сошлись во мнении, а произошедший в Горнилове курьез запомнили в качестве занятной профессиональной байки. Но Бог не расслышал моей просьбы. И неудивительно, ведь Глебу Свекольникову пришлось совершить сегодня столько грехов, сколько иные грешники не совершают и за всю свою жизнь.

Кинжал и кубок… Подходящее название для новеллы, вроде «Колодец и маятник»! И сюжет для нее прямо-таки мистический наклевывается. Вот только чем завершится эта загадочная история? Пока что у нее в финале назревал лишь мордобой.

Как и прежде, Тюнер видел в добыче царский кубок, Кадило – инкрустированный бриллиантами кинжал, а я, соответственно, драгоценную армиллу. Первый спорщик брал ее за подставку, совал пальцы внутрь измерительных колец и уверял, что именно сюда прикасались уста древних царей, пивших из сего кубка прекрасные вина. Оппонент отбирал у «знатока» предмет спора и начинал размахивать им перед собой, словно фехтовальщик. При этом Кадило рьяно уверял нас, что, вероятно, именно этим кинжалом древнеримский сенатор-мокрушник Брут замочил своего кореша Цезаря. Так что, если взять на веру рассказ Подвольского о родовой традиции, Адам запросто мог считаться потомком того самого легендарного предателя, чье имя давно стало нарицательным.