В жизни бывают моменты — во всяком случае, в моей, — когда человек совершенно не в состоянии принять решение. Это когда все «за» и «против» смешиваются в полнейшую кашу. Совершенно разумным в такой ситуации представляется ничего не делать и никуда не ехать — но, с другой стороны, это также кажется и совершенно неразумным. Теперь настал именно такой момент.

— Ох, я даже не знаю. А что бы ты мне посоветовал?

— Ну… — Фил умолк и задумался. — Из города я уезжаю. Поэтому надо бы провести оставшееся время с максимальной пользой. Не знаю даже… Как насчет вдарить по пиву?

— Э-э-э…

— Не хочешь? Эй, погоди, я знаю! Можно поехать на Столовую гору. Там классный бар. У меня там друг, Кристиан, — управляющий туристической конторы, и мне все равно надо заскочить и забрать у него манатки, которые я закину его семье в Ботсване. И знаешь что? Так здорово прокатиться на фуникулере.

— Э-э-э…

Вообще-то я упорно откладывал поход на Столовую гору с самого приезда в Кейптаун, но Фил этого не знал. С годами я обнаружил у себя все возрастающую склонность к головокружению. Когда-то я кидался снежками с подъемников на лыжных курортах Австрии во всех подряд внизу, совершенно пренебрегая собственной безопасностью и международными отношениями. Хотя мне, конечно же, и в голову не приходило совершить нечто совсем уж абсурдно опасное или вычурное, вроде прыжка с эластичным канатом, однако я все же был не прочь прыгнуть с парашютом. Впрочем, то было лишь в порядке тщетной попытки произвести впечатление на очень красивую, но слишком уж любящую экстрим молодую коллегу. К счастью, прежде чем потребовать от меня демонстрации готовности к серьезным отношениям, она исчезла далеко за бугром. Теперь же мир начинает плыть у меня перед глазами, а сознание норовит выскочить откуда-то из области затылка, стоит мне лишь выглянуть из окна второго этажа. Поездка на эскалаторе превратилась для меня в настоящее испытание. А уж Луна-парк… Лучше сразу на Луну.

Странно, но самолеты совершенно не представляют собой проблему. Как-то мне объяснили, что в этом случае тело и мозг уверены, будто ты просто находишься в какой-то комнате, а ноги стоят на полу. По моим же соображениям, такая безбоязненность скорее вызвана богатым выбором маленьких бутылочек джина, которые развозят по салону на тележке.

Однако сейчас, захваченному в плен, да еще в немощном состоянии, мне, судя по всему, не оставалось ничего другого, кроме как последовать за своим предводителем. Пока Фил терзал коробку передач и мы карабкались по узкой извилистой дороге, ведшей к станции фуникулера, я всячески старался себя подбодрить.

Внизу великое множество восторженных и вооруженных мороженым детишек, подпрыгивая от нетерпения, таращились на вершину.

— Эй, спорим, что фуникулер сломается? Тогда нас придется спасать парашютистам с вертолета, — заявил один преисполненный оптимизма мальчик другому.

— Ну нет, чувак. Если один из этих тросов порвется, тогда все взорвется и загорится, и даже гора может рухнуть. Нам тогда точно придется броситься вниз и пару раз кувыркнуться как ниндзя, — ответил его милосердный и настроенный фаталистически товарищ, в то время как я обливался горячим потом.

— Два билета, братан, пожалуйста. — Фил сунул несколько банкнот под стекло и повернулся ко мне: — Тебе это точно понравится, братан. Классная прогулка. Увидишь весь город. Прямо внизу, вон там, Блоубергстранд. А вот то — Голова Льва. А с этой стороны — Кэмпс-Бей. А какая красота на побережье, братан. Волна что надо!

С этими словами он бодро двинулся к фуникулеру, бормоча «Надо было взять бутылочек в дорогу» самому себе и «Как дела, братан?» большинству остальных пассажиров. Если Фил все еще и находился под воздействием алкоголя, как это можно было заключить по его пиратской развязности, то сам я вдруг почувствовал ну просто ледяную трезвость. Мы все сгрудились в большом круглом вагончике из пластмассы и стали, вернувшем меня во времена поездок на лыжные курорты. К счастью, на этот раз я не подвергался испытаниям вроде обливания потом в модном лыжном костюме, комков подтаявшего снега, соскальзывающих с лыж соседа и, конечно же, падающих прямо за шиворот, неприятного запаха изо рта соседа, вызванного неумеренным количеством глинтвейна и сырного фондю, или же мучительного созерцания капель, стекающих с кончиков раскрасневшихся, измазанных солнцезащитным кремом носов.

Из-за беспорядочных перемещений пассажиров, словно молекул в пузырьке воздуха, я вдруг оказался оттесненным к самому краю кабины, с едва ли не расплющенным о тончайшую перегородку меж мною и забвением лицом. Последовал толчок, который, казалось, разом сместил расположение моих внутренних органов, и вот уже с поразительной скоростью мы двинулись вверх. Мало того что я полностью перестал ориентироваться, так еще ощутил, что пол вагончика медленно начинает поворачиваться, и через несколько минут там, где раньше передо мной вздымалась стена горы, нарисовалась Голова Льва — скалистый пик, который, — подумал я, собирая остатки воли, — никоим образом не походил на льва. За мысом мне открывалось обширное пространство, на котором сталкивались волны Индийского и Атлантического океанов, — мыс Доброй Надежды — место, откуда началась европейская авантюра в Африке. Отсюда отправлялись в путешествия за великими открытиями, в миссионерские походы и перегоняли тысячи голов скота. Именно здесь началось переустройство древних общественных устоев — разрушение образа жизни, возрастом превосходившего документированную историю человечества. Схватка за Африку и впрямь оказалась грязной мешаниной из честолюбия, жадности, религиозного рвения и старого доброго стремления к открытиям. К счастью, представший моим глазам вид, в сочетании с подобным осмыслением сейсмической природы событий на континенте за два последних столетия, позволил мне, пускай и ненадолго, позабыть о подступающей к горлу тошноте.

Несмотря на все это, к моменту нашего прибытия на вершину я мечтал лишь об одном — чудесным образом обнаружить там дешевый отель, однако мой спутник, судя по всему, обладал не только крепким телосложением, но и неутолимой жаждой.

— Вдарим по пивку, братан?

— О господи!

— Пойдем-ка! Хочу лишь узнать, свободен ли Кристиан. У него как раз должен быть перерыв. — И Фил рванул через толчею, оставив меня цепляться за блестящие черные перила.

Дорожка от вагончика вела к противоположному краю горы, и я нетвердо перемещался вдоль ограждения, пока, прежде чем я это уразумел, не оказался в опасной близости от отвесного обрыва с северной стороны вершины. Вдали внизу справа от меня белые линии пенящегося прибоя отступали и вновь набрасывались на яркий песок Кэмпс-Бея.

— На-ка, держи! — Фил протянул мне коричневую бутылку, словно это был всего лишь безобидный леденец.

Я оторвал от перил одну руку и, скорчив мину, взял пиво.

— Кристиан сейчас подойдет. Осмотрись-ка вокруг, братан. Африка!

Решив, что, пожалуй, будет слишком жестоко указывать Филу на некоторую неоригинальность последнего наблюдения, я позволил ему заливаться и дальше, к чему он явно был весьма расположен. Ни дать ни взять преемник профессора Боттинга.