как сердце, — завораживающее зрелище. Я ощущаю резь в глазах.

Если доктор Шилдс сейчас что-нибудь напечатает — если попросит продолжать, скажет, что я могу задержаться сверх отведенного мне времени, — я останусь. Выплесну из себя все; расскажу ему все начистоту.

У меня учащается дыхание.

Будто я стою на краю скалы и жду сигнала, чтобы прыгнуть вниз.

Я неотрывно смотрю в компьютер, зная, что у меня в запасе всего одна минута.

На экране по-прежнему пусто, только курсор трепещет. В такт его мерцанию в моем сознании внезапно начинает пульсировать: Расскажи. Расскажи.

Когда Бен открывает дверь, мне стоит больших трудов отвести глаза от экрана и кивнуть ему.

Оборачиваясь, я медленно стягиваю со спинки стула куртку, беру рюкзак. Напоследок бросаю взгляд в компьютер, но экран по-прежнему пуст.

В ту же минуту как я встаю, меня захлестывает волна усталости. Я абсолютно выхолощена. Ноги свинцовые, в голове туман. Мне хочется одного — прийти домой и залезть под одеяло вместе с Лео.

Бен ждет у выхода, глядя в «Айпад». Я замечаю на дисплее имя Тейлор, под ним — еще три женские фамилии. И у каждой свои секреты. Интересно, станут ли они их раскрывать?

— Завтра в восемь жду вас здесь в вестибюле, — говорит Бен и начинает спускаться по лестнице. Я с трудом поспеваю за ним.

— Хорошо. — Держась за перила, я смотрю на ступеньки, чтобы не споткнуться.

Мы достигаем подножия лестницы, и я, поколебавшись, спрашиваю:

— Можно вопрос. Что это за исследование?

У Бена вид немного раздраженный и какой-то дерганый. Я обращаю внимание на его начищенные туфли, на изящный стилус в руке.

— Комплексный анализ морально-этических принципов XXI века. Доктор Шилдс пишет научную работу по результатам тестирования сотен респондентов.

Потом он устремляет взгляд мимо меня, в сторону следующей женщины, ожидающей в вестибюле.

— Дженнин?

Я выхожу на улицу, застегиваю кожаную куртку. С минуту стою на месте, пытаясь сориентироваться, затем поворачиваюсь и иду домой.

Кажется, что все вокруг заняты обычными делами: несколько женщин с яркими ковриками в руках заходят в студию йоги, что находится на углу; мимо, держась за руки, идут два парня; по тротуару мчится на самокате малыш, за которым с криком бежит его отец: «Сбавь ход, дружище!».

Два часа назад я даже не оглянулась бы ни на кого из них. Но сейчас, вновь оказавшись в шумном кипучем мире, я немного растеряна.

Я иду к своему дому, дойдя до угла, останавливаюсь на светофоре. На улице холодно, и я достаю из карманов перчатки. Надевая их, замечаю, что прозрачный лак на ногтях, который я нанесла только вчера, уже отслаивается и шелушится.

Должно быть, я скребла по ногтям, пока раздумывала, стоит ли отвечать на последний вопрос.

Ежась, я обхватываю себя руками. Такое ощущение, что я подхватила какой-то простудный вирус. А у меня сегодня четыре клиента, и я плохо представляю, где взять силы, чтобы таскаться по городу с чемоданчиком и поддерживать пустой разговор.

Интересно, а завтра тестирование продолжится с того вопроса, на котором я остановилась? Или доктор Шилдс позволит мне пропустить его и задаст новый?

Я сворачиваю за последний угол, и передо мной вырастает многоквартирный дом, в котором я живу. Я вхожу в подъезд, тяну за собой дверь, пока не раздается щелчок. Тащусь наверх, с трудом преодолевая четыре лестничных пролета, отпираю квартиру и падаю на постель. Лео запрыгивает ко мне, сворачивается рядом клубочком. Порой мне кажется, он чувствует, что я нуждаюсь в утешении. Я завела его два года назад, по сути, поддавшись сиюминутному порыву. Как-то зашла в приют для животных, чтобы посмотреть на кошек, и увидела его. Он не лаял, не скулил. Просто сидел в клетке и смотрел на меня, будто только и ждал, когда я за ним приду.

Я поставила будильник в телефоне, чтобы разбудил меня через час, и положила ладонь на маленькое теплое тельце своего песика.

Лежала и думала, а стоит ли оно того? Я не ожидала, что тестирование окажется столь напряженным и вызовет бурю разноречивых болезненных эмоций.

Повернувшись на бок, я смежила отяжелевшие веки, убеждая себя: вот отдохну часок и сразу почувствую себя лучше.

Я не знаю, что будет завтра, какие вопросы подготовит для меня доктор Шилдс. Меня никто не заставляет идти на второй сеанс, напоминаю я себе. Я могу сослаться на то, что проспала. Или, по примеру Тейлор, попросту не явиться.

Я не обязана возвращаться, думаю я, проваливаясь в забытье.

Но я знаю, что всего лишь обманываю себя.

Глава 4

17 ноября, суббота

Вы солгали, что само по себе забавно, ведь вы обманом получили доступ к участию в исследовании как раз-таки нравственно-этических принципов. Забавно и предприимчиво с вашей стороны.

Вы не замещали респондента, которому было назначено на восемь часов утра.

Первоначальная участница позвонила и отменила встречу, объяснив, что она проспала, — позвонила в 8:40, уже после того, как вас проводили в аудиторию. Однако вам разрешили продолжить, потому что к тому времени вы зарекомендовали себя весьма интригующей личностью.

Первые впечатления. Вы молоды: ваши водительские права подтвердили, что вам 28 лет. У вас длинные каштановые волнистые волосы, немного непослушные, одеты вы в джинсы и кожаную куртку. Обручального кольца нет, зато на указательном пальце — изящное колечко из трех тоненьких звеньев.

Несмотря на некоторую небрежность во внешнем виде, в вас чувствуется профессионализм. Вы не принесли с собой кофе, не зевали, не терли глаза, подобно некоторым другим респондентам, приходившим на сеанс рано утром. Вы сидели прямо и в паузах между вопросами не поглядывали украдкой на телефон.

Во время этого первого сеанса вы в чем-то были откровенны, что-то умышленно скрыли. И то, и другое ценно.

Уже с вашего первого ответа стала проступать некая едва уловимая характерная черта, отличающая вас от 51 молодой женщины, которые были опрошены до вас.

Сначала вы признались, что можете солгать клиентке, дабы ее успокоить и обеспечить себе щедрые чаевые.

Затем написали, что готовы отменить встречу с подругой не ради концерта, на который вам в последний момент перепали билеты, или многообещающего свидания, как это делают многие. А ради возможности подзаработать.

Деньги имеют для вас жизненно важное значение. Судя по всему, деньги — основа вашего морального кодекса.

При столкновении финансовых интересов с законами нравственности выявляются весьма любопытные грани человеческой натуры.

Существует целый ряд основополагающих разноплановых причин, заставляющих человека изменять своим нравственным ориентирам: выживание, ненависть, любовь, зависть, страсть. И деньги.

Еще кое-какие наблюдения: для