Верка только шмыгнула носом. Кошка Дуся проявила завидное хладнокровие и уже не орала, а озиралась, как марсианин на Земле.

– Тогда я с Богом!

С этими словами Костя ткнул рукой в мерцающую поверхность ворот, сделал шаг, и они прошли сквозь ворота, как сквозь пустоту. И ничего не случилось – не взорвалось, не лопнуло, не брызнуло, словно это было самым обыденным явлением – проходить из мира в мир.

Внутри башни было холодно и сыро. Пахло все тем же навозом и горячими симбонановолокнами «богомолов». Ага, подумал Костя, значит, мы на верном пути, вход в «третий мир» здесь! На земляном полу четко отпечатались следы телеги. Неужели Базлов нас действительно завел в ловушку? – понял Костя тут же отогнал эту мысль. Ошибся! Просто ошибся майор! С кем не бывает. Без злого умысла, да и зачем ему это? И все-таки в душе у Кости поселились сомнения, которым он не хотел верить. Вот встретимся, решил он, я у него самого спрошу.

– Быстрей! Быстрей! – теребила его Верка.

Серега Гнездилов проявлял признаки зрелости, потому что, сунув руки в карманы, терпеливо ждал, когда Костя даст команду действовать.

– Ну что, – спросил Костя, – страшно? Айда в «третий мир»?

И шагнул вперед.

* * *

Первое, что они почувствовали, – застарелый запах гари. Костя огляделся. Что-то здесь ему не понравилось, но он еще не понял, что именно.

Та же асфальтовая дорожка раздваивалась и убегала вправо и влево. В сумерках неясными тенями проступали корявые деревья и башни: две Безымянные, за ними – Петровская и угловая – Беклемишевская. На фоне бархатного неба их контуры казались размытыми и неясными. Безымянная торчала неестественно косо, словно ее тюкнули по шатру, но разрушить полностью не сумели, так и оставили стоять скособоченной. Детектор движения слабо верещал, показывая наличие движения на девять часов.

– Идите сюда!.. – крикнул Гнездилов.

Испытывая дурное предчувствие, Костя и Верка подбежали к Гнездилову. На косогоре под кустом лежал Иван Лопухин.

– Тятя! – закричала Верка, едва не упустив кошку, которая от неожиданного крика ударилась в панику: «Мяу!»

– Тихо!.. – сказал Костя и Верке, и кошке. – Не ровен час услышат…

Кто услышит – он и сам не знал, но кто-то обязательно должен был услышать. Тут только он наконец сообразил, что его так тревожит – гул! Тот самый, старый, прежний, привычный, только он стал громче и явственней, словно где-то совсем рядом дышал и жил огромный завод.

– Серега, поднимись на холм и следи за местностью! – приказал Костя, почему-то подумав о Гнездилове как о приманке.

В Чернобыльской Зоне такой приманкой послужил он сам. Правда, это не значило, что и Гнездилов будет приманкой. Надеюсь, до этого не дойдет, подумал Костя не особенно уверенно.

В свете фонариков Лопухин казался мертвым. Поперек черепа пролегала глубокая рана. Из-под ее краев была видна кость. Сгустками крови были заляпаны волосы и малахай. Ударили сверху. Должно быть, конюх полз, прежде чем потерять сознание. Хорошо, хоть не добили, с признательностью к «механоидам» подумал Костя. Теперь в нем жили два существа: одно следило за косогором, другое вынуждено было заняться Иваном Лопухиным.

Верка грохнулась в обморок. Дуська инстинктивно прижалась к ней, еще пуще заорав: «Мяу!!!» Костя, не долго думая, сунул в рот хабар-кормилец и выдул на Верку не меньше стакана минеральной воды. Верка ойкнула и выпучила голубые глаза. Костя едва не рассмеялся.

– Все! Все! – быстро сказал он. – Жив он, жив, жив. Сейчас мы его лечить будем.

– Тятя! – запричитала Верка, однако, напуганная словами Кости, приблизиться не решилась.

Костя приложил к шее конюха датчик пульса на левой перчатке. Сердце билось так, словно дикая птица в клетке. У Ивана был явный шок, но давление в норме, хотя, судя по всему, кровопотеря приличная. Отомстили все-таки, подумал Костя, ударили железной рукой. Верка уже не причитала, а вместе с кошкой снова забилась под куст, поглядывая оттуда зорко, как рысь. Но Косте было не до нее. Он ввел конюху в мышцу руки промедол, обработал рану противовоспалительным спреем и принялся накладывать давящую повязку. Все, что было связано с зашиванием раны, и само зашивание он отложил на потом. Через минуту-другую Иван Лопухин задышал ровнее, открыл глаза и застонал.

– Вера… – позвал Костя.

– Тятя, – кинулась она грудью вперед.

– Только не трогай его! – предупредил Костя.

– А-а-а… – очнулся Лопухин. – Что со мной?! Ах, это вы… А меня, значит… – Он схватился за голову. На лице его появилась гримаса страдания.

– Ударили… – подсказал Костя.

– И деньги забрали… – пожаловался конюх.

Ну слава Богу, с облегчением подумал Костя. Раз речь завел о деньгах, значит, будет жить. Сейчас я ему… Он нацедил в походный стаканчик граммов сто водки, нашел в аптечке морфин и капнул одну каплю.

Конюх выпил, и ему окончательно похорошело. Он даже сел и попросил:

– А еще дашь?

Костя выдавил из хабара-кормильца водки еще на пару глотков:

– Больше нельзя.

– Где ты такую вкусную водку берешь? – крякнул Лопухин, приподнимаясь и тут же плюхаясь назад. – Фу… повело… Слышь… мне бы Серко вернуть?.. А?.. Пропадет ведь.

Ему бы кровь перелить, подумал Костя, пропуская его странную просьбу мимо ушей, но, во-первых, некогда, а во-вторых, где эту кровь взять? Он вопросительно посмотрел на Верку, но тут же отказался от этой затеи. Переливать кровь, когда вот-вот появятся враги, неразумно, да и группы крови у отца и дочери могут быть разными. Хотя определить не так уж сложно, правда, сравнительных таблиц нет. Может быть, в аптечке? Он поймал себя на мысли, что рассуждает как врач. А ведь меня никто не учил этому, подумал он, ай да генерал, ай да молодец, все предусмотрел.

– Я Серко сам выкармливал. Он за мной ходил, как собака… – Лопухин жалобно заглянул в глаза Косте.

Свалились вы мне на голову, думал Костя. Как я устал!

– Командир! Командир! – приглушенно крикнул с откоса Гнездилов. – Демоны!

– Какие, к черту, демоны? – удивился Костя и подался наверх.

Серега Гнездилов лежал под поваленным деревом, сжавшись, словно эмбрион, и дрожал как осиновый лист на ветру. Детектор движения «титана» не верещал – он захлебывался.

Перед тем как выглянуть, Костя выставил перед собой ствол дробовика. Теперь уже гудело основательно и даже меняло тональность. Земля мелко подрагивала. Утробно и басовито бил гидромолот: «Бабах-х-х! Бабах-х-х! Бабах-х-х!»

Ивановская и Соборная площади и то, что осталось от Дворца съездов, были залиты ярким светом. То, что находилось там, больше напоминало классическую летающую «тарелку», только в строительных лесах. Вокруг, как муравьи, сновали не кто иные, как «фракталы» и «жабаки», в отдалении двигались, как ходячие жерди, «механоиды», то бишь «богомолы», рядом с ними находилась телега и впряженный в нее Серко. Но самое жуткое заключалось в том, что Иван Лопухин был прав, когда говорил о рабах. Сотни две или три измученных москвичей разбирали леса. Вот как… – подумал Костя, вот зачем вам люди понадобились.