Он остановился, внезапно ощутив страх от того, что увидел. На пне лежал обычный небольшой бубен. На нем была натянута черная кожа, к бокам примотаны косточки, которые словно висели в воздухе, а не мирно лежали на пне. Кожа на бубне натягивалась, словно с обратной стороны ее кто-то натягивал. Угадывались очертания когтистой шестипалой конечности.

Пест достал свой ножик и крепко сжал рукоять. Он сделал несколько шагов к пню и не медля воткнул нож в кожу бубна, распоров ее.

Из бубна тотчас же выскочила черная тварь с четырьмя руками и тремя ногами. Она мгновенно воткнула все четыре лапы в грудь Песта. Все произошло настолько быстро, что Пест даже не сразу понял, что случилось.

– Ученик… – прохлюпал вертикально расположенный рот. Пест не мог вздохнуть. Ему мешали когти, которые тварь вогнала между ребер. Он широко раскрытыми глазами смотрел в морду твари, на которой едва угадывались носовые щели. Глаза отсутствовали вовсе. Вместо них были два провала, заполненные черной, плескающейся субстанцией.

– Рок… – еле слышно пробулькал юный ведун.

– Знаю… – произнесла тварь и, изобразив своеобразную улыбку, сказала: – Меня слушай и запоминай крепко!

Тварь приподняла Песта над землей и, глядя двумя провалами, в которых плескалась словно живая тьма, начала вещать утробным звуком:

– Смерть свою найдешь, когда чужой смертью испачкаешься. Пока нет на тебе смерти чужой – не быть тебе мертвым. – Тварь издала странное хлюпанье, то ли кашляя, то ли смеясь. – Сердце твое за кровью благородной будет. Не будет тебе покоя, не забудешь ее, пока тьму не найдешь. Сердце твое светлее солнца будет, а покой сердца в тьме найдешь. Таково слово рока твоего!..

После этих слов тварь потекла черным, густым туманом и, стелясь по земле, исчезла в лесу. Пест же, как только тварь начала превращаться в черный туман, упал на землю и начал жадно хватать воздух. Ран у него не было и крови было не видно, но на теле, там, где тварь вогнала свои когти, остались черные пятна, словно углем намазанные.

– Он же сейчас погибнет! – Донеслось до ушей Песта.

– Стой, дурень! Тьма еще не ушла! Тронешь ее – сам ноги протянешь! Стой говорю!

Через пару секунд Пест повернулся на бок и начал кашлять. Сначала слегка, а потом утробными, надрывными приступами. С каждым таким приступом он выплевывал черные сгустки.

– Не трожь, пока из него тьма не выйдет. Как успокоится – в лес его оттащим. К рассвету на ногах стоять будет. – Донесся до него четкий голос черта…

На рассвете Пест и Дакрит подошли к селу. Дакрит ехал в седле, а Пест шел пешком, ведя черта за уздцы. Они входили в село, в котором уже вовсю суетились мужики, собираясь в поле.

Их заметили не сразу, а лишь когда начали лаять собаки. Мужики поначалу похватали топоры, не признав их, но когда узнали Песта – загомонили. К путникам навстречу вышел староста.

– С чем вернулся? – хмуро спросил он, косясь на скалящегося черта. – Выгнали?

У телеги, с запряженной лошадью, с гробовым молчанием наблюдали мужики селения. Среди мужиков был и побелевший отец Песта.

– Нет, старшой. На побывку до посевной, – улыбаясь, ответил Пест. – У магов в городище это каникулы называется.

– Брешешь!

– Чтоб мне предков каждую ночь до седьмого колена видеть!.. – поклялся Пест.

– Добре! – Оттаял староста и тут же начал выдавать указания: – Руки лишними не будут. В поле с нами пойдешь, укажешь, где нынче будет добрый урожай, а с закатом будешь ответ держать, как учеба и житье в городище…

Пест отрицательно помотал головой.

– Нет, старшой. Я сначала долг ученический справить должен…

Староста помрачнел и нехотя ответил:

– Мы давно уж все приготовили. Год прошел почти, а значит, лютого там нет. Было бы – вылезло или знак был бы… Думали сами справимся, но ежели вернулся… Там хворост у дверей и кострище сложено…

– Добре. – Кивнул Пест. Он указал на Дакрита и черта. – Это писарь Дакрит. Без роду из Вивека, а та тварь – хранитель мой. Чертом кличу. Пристроишь пока?

– Пристроим… – пообещал староста, хмуро разглядывая черта, который скалился острейшими зубами. – А не сожрет?

– Не, он у меня ручной… – задумчиво ответил Пест, глядя в сторону, где виднелась землянка Акилуры. Он немного молча постоял, не обращая внимания на шепот мужиков, и, не торопясь, пошел в ту сторону. Староста проводил его взглядом и махнул мужикам.

Пест на ходу рассматривал землянку Акилуры. Она ни капли не изменилась. Словно над ней было не властно время. Тот же дымоход, то же окошко, затянутое бычьим пузырем, та же покосившаяся и скрипучая дверь с деревянной ручкой из кривой ветки. Ветка была без коры и отполирована до блеска. Единственное, что выбивалось из привычной картины – несколько мотков хвороста и куча уложенных в прямоугольник дров у дома.

Он шел не оглядываясь. Словно это сон или наваждение. Где-то в селе слышались голоса и смех дворовой ребятни, которые собрались за ульем. В носу почему-то запахло хвойным отваром, которым Акилура поила всю зиму простывшую ребятню. Акилура варила его каждую осень. Она всегда угадывала наступление холодов и каждый раз, во время его варки, по всему селу пахло отваром. В селе этот запах знали, и он уже давно означал наступление холодов.

Пест шел неторопливым шагом к землянке, часто смаргивал и жмурился. Его никто не провожал и никто его не окрикнул. Дорога, которой он шел, словно опустела.

Он подошел к двери в землянке и уставился на ивовый прутик, который торчал вместо засова. Только в землянке Акилуры петли для засова был снаружи. А ивовый прутик, который торчал в засове, был с листьями. Словно его только что сорвали. Пест протянул руку и вытащил прутик. В этот же миг с него осыпались листья, которые по дороге к земле начали вянуть. Ног Песта коснулись уже давно сухие, сморщенные листья.

Пест проводил взглядом листья и сглотнул, потянув второй рукой за ручку двери.

Его взору предстало внутреннее убранство приземистой избушки Акилуры. Везде творился кавардак. По полу валялись горшки, разорванный топчан, занавеска на печи была сдернута, а широкая лавка, на которой иногда спал Пест, была опрокинута. Под столом, за которым сидело тело учительницы Песта, была большая черная лужа. Сам стол красовался глубокими бороздами, словно зверь его драл.

Пройдя внутрь по полу с плотно подогнанными досками, он подошел к столу, за которым сидело тело Акилуры. Акилура лежала лицом на столе, но из-за горба и перекошенной спины казалось, словно она сидит. Трупное разложение не коснулось ее, словно время было над ней не властно. Только неестественная бледность лица выдавала прикосновение смерти. Выражение лица было встревоженным, словно она о чем-то беспокоилась перед смертью.

Оглянувшись, Пест принялся собирать горшки и расставлять их по местам, убирать на место мебель и нехитрую домашнюю утварь. Все это время он старался не смотреть на труп Акилуры. Словно и не было его. Но периодически он натыкался на памятную вещицу, а в голове в это время звучал голос Акилуры, что-то рассказывающий. Он начинал нервно сглатывать раз за разом, а потом вытирал рукавом упущенную слезу. Это продолжалось всего несколько секунд, и Пест снова брал себя в руки и продолжал уборку. Закончив уборку, он вздохнул и повернулся к Акилуре.