Коран называет этих людей лжецами, и Мухаммада укоряли за то, что он разрешал им сидеть дома во время кампаний{879}. Их обвиняют в безразличии, трусости и приравнивают к врагам ислама{880}. Однако эта группа могла указать на многие стихи Корана, которые повелевали не мстить, а прощать и быть великодушными, отвечая на агрессию милостью, терпимостью и учтивостью{881}. Иногда Коран уповает на окончательное примирение: «Нет места доводам между нами и вами. Аллах соберет всех нас, и к Нему предстоит прибытие»{882}. По мнению Файерстоуна, впечатляющая последовательность этой мирной темы в Коране отражает сильную тенденцию, которая одно время сохранялась в умме (быть может, вплоть до IX в.){883}.

Однако в конечном счете на своем настояли более воинственные группы: возможно, к IX в., много позже смерти Пророка, более агрессивные стихи лучше отражали реальность, ибо к тому времени мусульмане основали империю, которую можно было поддерживать только военной силой. Их любимым текстом стал «стих о мече», который они считали последним словом Божьим по данному вопросу (хотя даже здесь одобрение тотальной войны сразу переходит в заповедь мира и терпимости):

Таким образом, в Коране рука об руку идут жесткость и милосердие: верующим заповедано сражаться, «пока не исчезнет искушение и пока религия целиком не будет посвящена Аллаху»{885}, – но тут же говорится, что, как только враг захочет мира, вражду нужно прекратить{886}.

Конфедерация Мухаммада распалась после его смерти в 632 г., и его преемнику (халифу) Абу Бакру пришлось возвращать под свою власть отпавшие племена, чтобы Аравия снова не скатилась в постоянные войны. Как мы уже отмечали, существовал лишь один способ остановить междоусобицы: построить сильную власть, которая будет обеспечивать мир. За два года Абу Бакру удалось восстановить Pax Islamica, и после его смерти (634 г.) его преемник Умар ибн аль-Хаттаб (634–644 гг.), второй халиф, уже верил, что мир достижим лишь путем наступательных войн. Эти кампании не были религиозно мотивированными: в Коране ни из чего не следует, что мусульмане должны сражениями покорить мир. Походы Умара были почти целиком продиктованы нелегким экономическим положением. Об обычной аграрной империи в Аравии не могло быть и речи: почти нет земли, подходящей для обработки. И уж конечно, весь полуостров не мог держаться на скромной рыночной экономике курайшитов. При этом Коран запрещал членам Исламской конфедерации сражаться друг с другом. Как же прокормиться племени? Доселе единственным способом перераспределения скудных ресурсов Аравии были набеги на соседние племена. Теперь набеги отменялись. Поэтому Умар стал нападать на богатые населенные земли за пределами Аравийского полуострова, где, как отлично знали арабы, после ирано-византийских войн царил хаос.

Под водительством Умара арабы стали осуществлять захватнические рейды, сначала небольшие и локальные, потом все более масштабные. Как и ожидалось, сопротивления почти не было. Армии обеих великих держав поредели, а в провинциях хватало недовольных. Иудеи и монофизиты насытились по горло гонениями со стороны Константинополя, персы же еще не пришли в себя после политических волнений, последовавших за убийством Хосрова II. За удивительно короткий период арабы вынудили ромейскую армию покинуть Сирию (636 г.) и победили истощенную персидскую армию (637 г.). В 641 г. они завоевали Египет. Потом у них ушло около 15 лет на усмирение Ирана, но они преуспели и здесь (652 г.). Удержалась лишь Византия, хотя и лишилась южных провинций. Таким образом, через 20 лет после битвы при Бадре мусульмане оказались хозяевами Месопотамии, Сирии, Палестины и Египта. А когда покорили Иран, исполнили мечту, не сбывшуюся у персов и византийцев: воссоздали империю Кира{887}.

Их успех поразителен. Арабы были отличными налетчиками, но не обладали ни опытом долгой войны, ни превосходством в оружии и технологии{888}. Более того, как и Пророк, на заре периода завоеваний они получили больше земли дипломатией, чем битвами: Дамаск и Александрия капитулировали на выгодных условиях{889}. У арабов не было опыта создания государства, и они просто восприняли персидскую и византийскую систему землевладения, податей и управления. Навязывать ислам покоренным народам они не пытались. «Люди Книги» – иудеи, христиане и зороастрийцы – становились «защищенными лицами» (дхимми). Критики ислама часто усматривают в таком устройстве свидетельство исламской нетерпимости, но Умар лишь воспринял персидскую систему Хосрова I: ислам будет религией арабских завоевателей (как зороастризм был верой персидской аристократии), а дхимми будут управлять своими делами (как и делали это в Иране), выплачивая подушную подать (джизья) в обмен на военную защиту. После долгих попыток христианской Римской империи навязать религиозный консенсус традиционная аграрная система восстановилась, и для многих дхимми мусульманская форма правления оказалась более приемлемой.

Когда Умар отобрал Иерусалим у византийцев (637 г.), он немедленно распорядился сберегать в целости и сохранности христианские храмы, а также очистил участок, где некогда стоял иудейский храм: оно использовалось в качестве городской свалки. Отныне это место будет именоваться Харам аль-Шариф (Благородное святилище) и станет третьей по святости святыней мусульманского мира (после Мекки и Медины). Умар также разрешил иудеям, которым со времен восстания Бар Кохбы запрещали постоянное жительство в Иудее, вернуться в город пророка Дауда (Давида){890}. В XI в. один иерусалимский раввин еще вспоминал с благодарностью милость, которую Бог выказал его народу, позволив «царству Измаила» завоевать Палестину{891}. Михаил Сириец, хронист XII в., писал: «Они не спрашивали о вероисповедании и не преследовали кого-либо за исповедание, как делали греки, народ еретический и нечестивый»{892}.