Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вообще я как раз не одна, но это значения не имеет. А Сан Саныч мне звякнул, предупредил.
Женька разогнулся и замер – из кухни вышла девушка, тоже босая, в красной рубашечке, которую и рубашечкой называть было преувеличением. В маленьком пупочке светился яркий камешек, и вся девчонка словно светилась – ну до неправдоподобия хорошенькая куколка. Даже взъерошенные прядки короткой платиновой стрижки сверкали и искрились.
– Добрый вечер, – вежливо поздоровался Женька, совладав с шоком.
– Ой, мальчик! – волшебное создание улыбнулось.
– Брысь к музыке, – сказала Катрин.
Девчонка зашлепала по длинному коридору, оглянулась. Из комнаты выглянул темноволосый парень, обнаженный по пояс, в одних джинсах.
– Кать… – с чувством сказал Женька, вешая ветровку на древнюю вешалку. – Ты извини, пожалуйста, а?
– Пустое, Земляков. У меня законный выходной. Что хочу, то и делаю. И фиг кто мне помешает. Иди на кухню…
На расшатанном столе стояла литровая бутылка джина, тоник. В пиалах красовались орешки и миниатюрные маринованные огурчики. Бокалы со следами губной помады. Катрин сполоснула один из сосудов над старинной раковиной.
– Падай, Жень. На обстановку внимания не обращай. Квартирка съемная, но я как-то здесь прижилась. На молодежь внимания тоже не обращай, они мешать не будут.
Женька кивнул. Парень был явно постарше самой хозяйки – темноволосый, в меру накачанный, спортивный. К таким командирша явно благоволила.
Зашипел тоник. Катрин качнула бокалом:
– С возвращением.
Женька глотнул холодной жидкости, вдохнул хвойный аромат. Как там, у Артюховки.
– Кать, мне, наверное, алкоголь не нужен.
– Это не алкоголь. Просто напиток, мне нравится, – Катрин медленно поцедила джин с тоником, отставила бокал. – Накачивать я тебя, Женька, не буду. Не нужно, да и не поможет. Ничего нам с тобой не поможет. Только пара дней здешнего кисельного бытия, и всякая фигня, скрашивающая жизнь. Я когда первый раз вышла, сидела как дура, слезы лила.
– Да ладно, что ты меня утешаешь, – обиделся Женька.
– Какие тут утешения? Поплакала. Хотя опыт у меня был. Но в «кальку» ходить – это иное. Возвращаться – вообще… Дерьмо пополам с облегчением. Каким-то глобальным власовцем себя чувствуешь. И не веришь ни во что на свете.
– Точно, – Женька взял оливку, принялся рассматривать. – Кать, мы там были или нет?
– Вопрос философский. Возможно, мы там и остались. В окопе, в подвале, под танком. Это же «калька». Все может быть.
– Нет. Это они там остались: разведчики и лейтенант Костя, тетка Наталья, батальон в Госпроме. Девчонка та, осколком чикнутая. Варварин. Все там остались. Навсегда.
– Ну, это слишком пессимистичная точка зрения. Большинство, несмотря на все, выжило. Победу отпраздновало.
– Думаешь? – пробормотал Женька.
Катрин взяла бутылку:
– Нет. Не думаю. Мертвых всегда больше, чем живых. Есть такой необъяснимый парадокс мироздания. С другой стороны, когда-то мы все без исключения отправимся к хорошо знакомым людям. Полагаю, ТАМ никаких границ между «кальками» не существует.
– Здорово, – Женька лизнул оливку. – Значит, вопрос философский?
– В общем, несомненно, философский и отвлеченный. Но все равно тоскливо. Знаешь, сожгли наш «танчик». На шоссе они с немцами столкнулись.
– Эх… Отличные бойцы были. Кать, плесни глоточек.
Чистый джин жарко скользнул в желудок.
– Война есть война, – Катрин хрустнула огурчиком. – Мне Варварин рассказал, только я, дура, не спросила, как фамилия танкиста Бориса была.
– Зверенко его фамилия, – сказал Женька. – Я с ним немного поболтать успел. Из Ейска он родом. Зверенко или Свиренко – я толком не расслышал.
– Ой, блин! – начальница зажмурилась. – Вот я идиотка! Знакомое же лицо. Очень даже похожи. Точно – брат или племянник. Вот дура! Я же с его родственником когда-то дружила. Тьфу, черт! Странное дело, нужно будет попросить просчитать вероятность. Понимаешь, в разных «кальках» то с чьими-то родственниками, то с однофамильцами сталкиваешься. Должна существовать закономерность какая-то.
– Я думал, ты в танкиста немножко втюрилась, – ляпнул Женька.
– Романтик ты. Выдумываешь. Нет, я однолюбка, правда, морально разложившаяся, – начальница улыбнулась. – А у тебя как, с этой, как ее – с Ириной?
– Я ее там вспоминал, – пробормотал Женька. – Это что-то значит?
– О, это значит бесконечно много. Или абсолютно ничего не значит. Хочешь циничный совет? Вспоминай девушку либо в момент эрекции, либо вовсе не смей забывать.
– Замечательный совет. Осталось только определиться, в какую категорию Иришку пристроить.
– Нет ничего проще, – Катрин взяла со стола мобильный телефон. – Номер помнишь? Вот, это уже о чем-то говорит. Звони, и сразу поймешь, в какую виртуальную папку знакомство отнести – «Деффки» или «Моя».
– Безумно как-то и категорично, – неуверенно пробормотал Женька.
– Я вообще безумная особа. Неправильная.
– Ал-лоу, – рассеянно отозвалась Иришка.
– Это я, Джогнут. Не спишь?
– Ой! – было слышно, как скрипнули знакомые пружины тахты. – Жень, тебе позвонить дали? Ты в Москве? Я в воскресенье к тебе хотела…
Женька глянул на начальницу, слушающую с откровенным интересом, – та великодушно кивнула.
– Ир, я тут вроде как в увольнении, – осторожно сказал Женька. – В смысле на свободе.
– Ой, может, я подскочу? – теперь уже в голосе девушки звучала неуверенность. – Можно?
– Было бы здорово, – сказал Женька, глядя на начальницу, – та насмешливо улыбалась. – Якиманка, 37. Только я не знаю, сколько я здесь смогу…
– Так я сейчас выскочу…
– Пусть на этот номер звякнет, – сказала Катрин. – Встретим.
– Это кто? – с ужасом прошептала в трубку Иришка.
– Мой командир. Я совершенно официально в увольнении…
Женька вернул телефон. Отчего-то смущение накатило.
– Ну? Каков каталожный номер? – Катрин плеснула себе еще можжевеловой жидкости.
– Что ты смеешься? – жалобно спросил Женька. – Действительно здорово, что она приедет. Мне хочется на нее посмотреть. Пока не забыл.
– Если хочется – это нормальное естественное желание. С лечением и профилактикой можно повременить.
– Злая ты все-таки.
– Вот с этим спорить не буду. Так, Евгений, чтобы ты с девчонкой зря не катался, заедете на вокзал. Там кассы круглосуточные. Мой паспорт возьмешь, копия твоего у меня тоже болтается. Деньги дам. Купишь два «купе». Хватит нам в общем транспорте таскаться.