Посмотрим, как с ними обстояло…

Радищева, как многие должны помнить, Екатерина отправила на десять лет в ссылку – за книгу «Путешествие из Петербурга в Москву», согласно советским энциклопедиям, «рисующую картину крепостного угнетения».

Это правда, но не вся. Вообще-то бытовала и другая точка зрения: что Радищев сгустил краски и отдельные случаи изобразил как нечто типичное, повседневную практику. Но дело даже не в этом…

Вот Радищев подробно живописует случившееся в одном из сел трагическое происшествие: трое лоботрясов, помещичьих сынков, затащили в амбар молодую крестьянку-крепостную, которая в этот день выходила замуж, и изнасиловали. Прибежал жених и колом проломил голову одному из насильников. Помещик, их отец, велел жениха сечь. Сбежавшиеся крестьяне – практически вся деревня – убили и отца-помещика, и трех сыновей.

История, что и говорить, омерзительнейшая. Однако Радищев на ее основе разворачивает целую философию, согласно которой «всякий гражданин» вправе прибегнуть к немедленному самосуду, согласно «законам природы». «Если закон или не в силах его заступить, или того не хочет, или власть его не может мгновенное в предстоящей беде дать вспомоществование, тогда пользуется гражданин природным правом защищения, сохранности, благосостояния». Всякий, «имея достаточно сил», вправе тут же «отмстить обиду, ему содеянную».

Вот за этакие философские идеи Радищева в первую голову и притянули к ответу! А вовсе не за «протест против крепостничества».

Идея, в самом деле, страшненькая. Прежде всего оттого, что декларирует: право на самосуд выше закона. Никто не спорит, трое молодых барчуков – твари последние. Но дает ли это право «возмущенному народу» тут же убивать и их отца, который, со всех точек зрения, не совершил ничего, караемого бы смертной казнью? Крепко сомневаюсь…

История человечества дает массу примеров кровавого бардака, который моментально воцарялся, едва – из самых лучших побуждений! – начинали вместо закона руководствоваться «природным правом защищения». То бишь – примитивным линчеванием на манер Дикого Запада. Подчеркнем особо: линчевание процветало как раз оттого, что на тех территориях не имелось ни законов, ни власти. Как только появлялась власть, юстиция, официальные учреждении, те самые несгибаемые шерифы начинали самую ожесточенную борьбу с линчевателями, невзирая на мотивы таковых.

Человеческое общество должно жить по закону, а не по правила, которые каждый устанавливает для себя сам. Наверняка именно из этих побуждений императрица и назвала Радищева бунтовщиком опаснее Пугачева. В самом деле, даже у Пугачева его Военная коллегия четко отделяла «самоуправство» от «законной кары» – и с первым боролась всерьез…

Пропагандируемый Радищевым тезис о праве на самосуд плох в первую очередь тем, что автоматически порождает массовые злоупотребления. В самом деле, где границы «природного права защищения», если «всякий гражданин» вправе устанавливать их себе сам? Как быть с ложными обвинениями, корыстными мотивами, которыми какой-нибудь подонок непременно будет маскировать свои действия, не имеющие ничего общего с восстановлением справедливости? Закон для того и необходим, чтобы соблюдать порядок и по мере возможности изживать злоупотребления. Самый скверный кодекс законов лучше самой благородной анархии – а именно анархию и пропагандировал Радищев.

Эти нюансы четко понимали уже в раннее средневековье. Первый русский писаный уголовный кодекс, «Русская Правда», составленный еще в одиннадцатом веке, например, дает право хозяину дому убить захваченного в доме грабителя – именно в доме. Если грабитель, вор выбежал на улицу, его следует ловить, задерживать – но категорически запрещено убивать.

Схожие положения встречались и в уголовном праве некоторых итальянских земель в том же средневековье. Обманутый муж имеет право порой убить любовника, застав его со своей женой на месте преступления, в доме (а то и жену отправить на небеса) – но на улице уже убивать нельзя.

Мотивы лежат на поверхности: предупреждение возможных злоупотреблений. Встретил на улице своего врага, проткнул его мечом – а потом тверди с честными глазами, что все дело в ревности и супружеской неверности… Мало ли найдется таких догадливых? Чтобы застраховаться от этаких выдумщиков, под прикрытием закона сводящих счеты, тысячу лет назад четко прописывали юридические формулировки…

Которые, например, содержатся в сегодняшних американских законах, дающих человеку право на самооборону. Если на тебя напали, ты вправе стрелять из законно имеющегося пистолет – без всяких предупредительных, на поражение с первого выстрела. Но тут же подключаются нюансы: если нападавший находился от тебя на расстоянии большем, чем предписывает закон, или уже убегал, а ты пальнул ему в спину – сам сядешь на жесткую скамеечку… И ответишь по всей строгости.

Для восемнадцатого века – как и для нашего, кстати, подобные завиральные идеи, пропагандировавшие отказ от законов и замену его совершеннейшей анархией, были категорически неприемлемы. Вот за них-то Радищева и послали по этапу…

Впрочем, насчет этапа сказано для красного словца. Если кто-то вообразит, будто ссыльный Радищев прозябал где-то у Полярного круга, в одинокой, затерянной среди бескрайних снегов избушке, к которой запросто приходили волки-медведи – глубоко ошибается.

Сохранились подробные воспоминания сына Радищева о том, как все происходило на самом деле.

«В Тобольске Радищев пользовался величайшей свободой, как и все ссыльные. Он был всегда приглашен на обеды, праздники, бывал в театрах».

Это Радищев так пока что едет в ссылку. Первая остановка – как раз Тобольск.

В Тобольске Радищева «всех лучше принимал его губернатор Александр Васильевич Алябьев». Уточним, что у гостеприимного губернатора Радищев задержался аж на семь месяцев.

Следующая остановка – Томск. Тамошний комендант, француз на русской службе де Вильнев, столь же радушно принимал ссыльного почти две недели.

В Иркутске Радищев провел два месяца, опять-таки пользуясь широким гостеприимством тамошнего общества. И вот пришла пора все же ехать к месту ссылки, в Илимск…

Для Радищева иркутский губернатор Пиль приготовил не тесную избушку, а бывший воеводский дом: «В нем было пять комнат, при том кухня, амбар, хлев, сараи, людские избы, погреба, обширный двор и огород на берегу Илима».

Но этот дом показался губернатору все же недостаточно удобным для ссыльного. Губернатор самолично прислал в Илимск плотников и столяров, и те быстро сварганили Радищеву новое «узилище»: «В новом доме было восемь комнат: во-первых, большая спальня с нишами, чайная, большой кабинет, где была библиотека, кладовая, небольшие гостиные и столовая. И две комнаты, где жили два женатых лакея… Дом был тепел, печки огромные».

Библиотеку Радищев вез с собой – как и двух лакеев с их женами. А чуть позже к нему приехала сестра его покойной жены с двумя его младшими детьми – и ссыльный очень быстро вступил с ней в законный брак. А из Петербурга ссыльному все эти десять лет беспрепятственно шли письма, книги, журналы, научные приборы. Поскольку друг Радищева, занимавший довольно крупны пост, граф Воронцов, все эти годы приятелю покровительствовал и особо преписывал всем губернаторам тех мест, чтобы относились к господину Радищеву со всем возможным почтением.