– Это действительно правда? – спросила я.

Он не ответил, продолжал играть с моими волосами.

Я развернулась и легла на него, внимательно заглянула ему в глаза, две сверкающих мандалы, каждая со своим темным центром.

Спросите меня о чем угодно, и я едва ли смогу ответить. Но спросите меня о самом глубоком сексуальном переживании в моей жизни, и я без сомнений отвечу: утро, я лежу на матрасе, и между мной и окном, в полосе солнца, на стуле сидит мужчина и играет на виолончели, на нем только белая расстегнутая рубашка, больше ничего. В зимнем свете его кожа отдает золотом – и все это золото достигает меня вибрацией паркетных досок, внедряется в меня музыкой.

Я разослала материал – текст «The Lost Story» и новый шрифт – по знакомым, чьи контакты у меня сохранились и которые, пожалуй, так никогда и не поняли, откуда у меня такая отчаянная потребность экспериментировать с письмом или зачем им впоследствии нужно удалять свои экземпляры и файлы. Фотонаборщики послушно создали файл и отправили его далее, в типографию, а получив почти безупречную корректуру, я сразу поняла, что достигла лучшего результата, чем когда-либо. Сгустились сумерки, и я порывисто вскрыла конверт, не включая света. Как только глаза скользнули по первой строчке, я как будто увидела в темноте искры. Или что-то сверкнуло, и все в голове прояснилось, как когда Артур проводил мне рукой по волосам. Я сползла вниз на стул, зажгла лампу и продолжила чтение. Текст засасывал меня; это было как в серфинге. Меня, мой взгляд, несло вперед, а тем временем электрическое напряжение, восторженная детская радость, растекалось по телу; должно быть, примерно так ощущает себя серфингист, прибавляя скорость на доске, под гребнем волны, в туннеле, который над ним смыкается. Каждая строчка бередила органы чувств. Ни в одном фильме я бы не увидела сцены отчетливей. Более того: я вдыхала запах костра, слышала звуки деревенских кузен, ощущала песок пустыни ладонями, вкус мяса ягненка, которое ел герой, добравшись до оазиса. В работу включились все чувства, среди них и шестое. Я собиралась прочесть только пролог, но не смогла отложить стопку бумаги, пока история не окончилась. Та же история, но другая.

Я была у цели или, во всяком случае, настолько близко к цели, насколько могла надеяться. Я отправилась в Лондон, и в последующую неделю многое произошло. Я передала рукопись, гранки «The Lost Story», своей тете, редактору в одном из крупных, серьезных британских издательств. Она была рада меня видеть, но призадумалась, когда я плюхнула ей на стол целую стопку печатных листов. Она подчеркнула, что будет оценивать родственницу с особой строгостью. Однако я была настроена оптимистично, хотя и не могла предугадать ее реакции. В ожидании я бродила по Лондону и думала о том, что это город Артура. По этой причине я посетила сначала Королевскую академию музыки, а затем Эджвер-роуд, где села в одном из многочисленных арабских кафе. Я заказала ливанскую самбусу, золотистые пирожки с мясом, кедровыми орешками и изюмом; я заказала кофе по-турецки и думала о нем, об Артуре.

Я подготовилась к тому, что придется ждать долго, но уже через два дня тетя позвонила в гостиницу и попросила приехать к ней в офис как можно скорее. Там меня ожидало еще несколько человек во главе с директором. Они чуть ли не с ноги на ногу переминались от нетерпения. Они хотели издать книгу. Они умоляли меня разрешить им ее издать. И были готовы заплатить внушительную сумму за авторские права.

В глубине души я нисколько не удивилась. Поставила только одно условие: издатель обязуется использовать гарнитуру Cecilia и следовать моим указаниям касательно размера полей, количества строк и иных деталей макета, а также выбрать качественную бумагу. Я не хотела рассказывать тете ничего о самом главном – о том, что вся магия истории заключалась в шрифте. Держала язык за зубами, знала, что мне все равно никто не поверит. Но я не сомневалась, что без моих букв рассказ был бы мертвым, заурядным, отнюдь не сенсационным. Я также добавила, что не хочу ставить свое имя на обложке. Я выбрала псевдоним. Так родился С. Атлас.

Под конец пребывания в Лондоне я чуть не попала в аварию. Я прохаживалась возле гостиницы, когда одно из этих безликих черных такси на большой скорости заехало на тротуар и чуть не сшибло меня сзади – я едва увернулась. Думаю, водитель уснул за рулем или был нетрезв.

Была ли моя жизнь под угрозой? Следил ли кто-то за мной? Может ли шрифт быть опасен?

Все практические вопросы, связанные с изданием, были улажены. Деньги должны были поступить на счет в Джерси. Через месяц я снова отправилась в Англию, чтобы проконтролировать процесс верстки книги, ключевого для меня этапа. Шрифт Cecilia был удален из системы сразу по окончании набора; отныне он сохранен только в файле оригинал-макета. Я внесла в контракт пункт о том, что права на издание «The Lost Story» не будут продаваться в другие страны – мне претила сама мысль о том, что придется мотаться по всему свету и следить, чтобы издательства использовали мою гарнитуру.

А что же Артур? Артур ничего об этом не знал.

* * *

Когда греческий молекулярный биолог Яннис Ксенопулус был удостоен Нобелевской премии по физиологии и медицине за открытие «гена продолжительности жизни», он подчеркнул в своей речи значение результатов других исследований в той же области и поблагодарил своих зарубежных коллег, упомянув «опыт Y» – феномен, названный в честь героя одного из мифов позднекельтского периода. Речь идет о потомке могучего друида по имени Йорк и о том, как он добывает карту с изображением места, где спрятан ключ от бессмертия души. Йорку надлежит прийти туда в означенный день на рассвете. Когда герой прибывает на место, перекрестье дорог у могучего дуба, то встречает двух других существ, которые пришли каждый своей дорогой. Оказывается, у каждого из них есть по куску большей карты, и когда они складывают их вместе, то, объединив усилия, вычисляют дорогу в страну теней и настоящее место, где схоронен секрет – корабль из стекла, наполненный невыразимым содержанием. Впоследствии они увидели, перекрестье дорог, где они встретились, образует образцовую латинскую Y.

Лето стучалось в двери. Теперь, когда я завершила работу над шрифтом, дел было немного. Я просто ждала. Нервничала. Волновалась. Боялась. Боялась ли? Не знаю. Ничего не знаю. Артур как обычно работал в пекарне, поднимался посреди ночи,