Она снова отвела лошадь вниз, на ферму, и погрузила на неё простыни и одеяла из своей комнатки и свои немногочисленные пожитки, попрощалась с родителями и отправилась обратно наверх. День медленно клонился к вечеру.

— Ты уверена, что хочешь именно этого, джиггат? — спросил отец.

— Да, уверена, — сказала Тиффани.

Мама расплакалась и дала ей новое лоскутное одеяло и каравай свежевыпеченного хлеба, чтобы было с чем есть сыр, который Тиффани сделала утром.

На полпути вверх по склону холма Тиффани оглянулась и увидела, что родители по-прежнему держатся за руки. Она помахала им и пошла дальше, уже не оглядываясь. День выдался хлопотным. Все дни были хлопотными.

Позже вечером, застелив узкую постель, Тиффани отправилась собрать немного хвороста на растопку. Белая кошка Эй шла за ней по пятам.

Тропинки в этих местах Тиффани знала как свою ладонь. Она ходила по ним с матушкой Болен много лет назад. Когда Тиффани подошла к рощице на пригорке, ей показалось, что в тени деревьев на опушке кто-то идёт.

Силуэтов было два, оба странно знакомые. А за ними, готовые броситься вперёд по знаку, по кивку, трусили две овчарки.

Матушка Ветровоск, подумала Тиффани. И рядом с ней — матушка Болен. Гром и Молния бегут следом. И в голове у неё, не дожидаясь зова, раздался тихий голос: «Ты — пастушья корона, джиггат. Ты — пастушья корона».

Одна из фигур подняла на неё глаза и коротко кивнула, другая приостановилась и склонила голову. Тиффани поклонилась в ответ — серьёзно, почтительно.

Фигуры исчезли.

Возвращаясь в кибитку, Тиффани посмотрела на белую кошку и вдруг, сама не зная зачем, заговорила с ней:

— Эй, где сейчас матушка Ветровоск?

Некоторое время было тихо, потом кошечка протяжно мяукнула, и в этом мяуканье Тиффани послышалось: «Мяуууувсюуууду…» А потом Эй замурлыкала, как самая обыкновенная кошка, и потёрлась головой о ногу Тиффани.

Тиффани подумала о месте в лесу, где в земле лежит матушка Ветровоск. И её помнят.

Да, Эй права. Матушка Ветровоск здесь. И там тоже. Она есть и всегда будет повсюду.

Как только стало известно, что Тиффани Болен навсегда вернулась в Меловые холмы, к кибитке потекли гости.

Джо Болен поднялся наверх, чтобы принести дочери несколько записок — и среди них новое письмо от Престона! — да кое-какие вещи, без которых, по мнению мамы, Тиффани было не обойтись. Он оглядел маленькую аккуратную кибитку и остался доволен. Тиффани очень удобно там всё устроила. Джо посмотрел на книги на полке и улыбнулся. Тиффани оставила «Болезни овец» на ферме, но «Цветы холмов» и «Валшепные сказки для хароших детишек» стояли рядом с маленькой пастушьей короной, которую он ей отдал. На колышке, вбитом в дверь с внутренней стороны, висела ведьмовская шляпа.

— Я подумал, тебе может пригодиться и это, — сказал отец Тиффани.

Он достал из кармана бутылку особой овечьей притирки, приготовленной по рецепту матушки Болен, и поставил её на полку.

Тиффани рассмеялась, а из-под крыши кибитки раздалось еле слышное «Раскудрыть!». Оставалось только надеяться, что отец не расслышал.

Но с потолка свалился клок пыли, и Джо поднял глаза туда, где на потолочной балке лежал Туп Вулли, а верхом на нём, зажимая брату рот, восседал Громазд Йан.

— Неужели у тебя уже завелись древоточцы, Тифф?

Она снова рассмеялась и обняла отца на прощание.

Вскоре явился ещё один ранний гость — господин Чурбакс. Тяжело дыша, он поднялся по склону и застал Тиффани, когда она перебирала одежду, а на коленях у неё сидела кошка по имени Эй.

Тиффани с тревогой наблюдала, как старый плотник придирчиво изучает кибитку сверху донизу. Когда он закончил, она налила ему чаю и спросила, что он думает.

— Ты молодец. Постаралась на славу. Я никогда не видел, чтобы мальчишки так быстро схватывали тонкости моего ремесла, а ты ведь девочка.

— Я не девочка, — сказала Тиффани. — Я ведьма. — Она погладила кошку и спросила: — Правда, Эй?

Господин Чурбакс уставился на неё с подозрением:

— Так ты что, магии напустила, чтобы построить эту кибитку?

— В этом не было нужды, — сказала Тиффани. — Магия была здесь и так.

Конец

«Пастушья корона» — последний роман Терри Пратчетта. Он написал его в последний год своей жизни, прежде чем скончался в начале 2015 года от атрофии коры головного мозга, ставшей, что называется, «препятствием на пути прогресса»[63]. Этот диагноз Терри поставили ещё в 2007-м, когда он написал «Народ, или Когда-то мы были дельфинами». Тогда Терри сказали, что жить ему осталось всего два года, и он стал писать быстрее прежнего. Он никогда не был медлительным автором, но с этого момента главным мерилом для него стало время, оставшееся для работы. Он прерывался только для того, чтобы сделать что-то по-настоящему важное — например, покормить кур или навестить своих черепах. Он хотел написать ещё так много книг…

О том, как упорно Терри сопротивлялся болезни, говорит тот факт, что между «Народом» и «Пастушьей короной» он успел создать целых пять романов-бестселлеров, не говоря уже о совместной работе со Стивеном Бакстером над книгами цикла «Бесконечная земля». И вплоть до самых последних месяцев своей жизни Терри продумывал идеи новых книг[64].

Обычно Терри работал над несколькими книгами одновременно, развивая сюжет на ходу. Он начинал с какого-то эпизода, рассказывал сам себе историю, записывал фрагменты, которые ясно себе представлял, а в конце собирал это всё воедино, будто гигантскую писательскую головоломку. Когда книга обретала форму, он продолжал работать над ней — что-то дописывал, что-то правил, постоянно шлифовал, добавлял связующие куски, вставлял сноску там, эпизод здесь. Издателям приходилось выколачивать из него рукописи, потому что Терри не мог остановиться и продолжал добиваться совершенства, даже когда уже с головой погружался в новую книгу. И только когда книга уходила в печать, Терри неохотно отпускал её.