— Ты о чем? — прошипел чеченец.

— О мальчиках, Ломали. Об Алеше. И Сашке…

Махмадхаджиев повел плечом, рука его опять непроизвольно потянулась к кобуре.

Артемьев дернул его за правую руку, впечатал локоть в челюсть.

Удар был очень силен — как ядром из пушки. Махмадхаджиев, крепкий, как скала, сразу отрубился. Глаза закатились.

Вытащив из кобуры под мышкой чеченца пистолет, Артемьев разрядил его, бросил на заднее сиденье. Похлопал чеченца по щекам.

— Ломали. Подъем… Очнулся? Не трепыхайся… Не надо…

Махмадхаджиев встряхнул своей бараньей, крепкой головой, хотел было дернуться, но нутром почуял, что его сейчас вырубят второй раз, и будет еще хуже. Поэтому просто зашипел, закусил губу, налившимися кровью глазами глядя на Артемьева.

— Так вернемся к нашим детишкам, Ломали? — спросил полковник милиции.

— О чем говоришь?

Артемьев вытащил несколько фотографий, кинул на колени чеченцу:

— Узнаешь?

— Не узнаю.

— Так это же ты. С детьми…

Фотографии были чуть мутные, но Ломали на них узнать можно было без труда.

— Это не я!

— Слушай, баран горный, — ровным голосом проговорил Артемьев. — Спорить не буду долго с тобой. Сейчас задерживаю. Прячу в камеру. Я тебе уже присмотрел отличную камеру на двадцать человек. Хоть ты мужик и здоровый, и гордый горец, но там будешь не ты в задницу драть, а тебя… Я позабочусь… Станешь опущенным. И я тебе буду все новые статьи уголовного кодекса приискивать… И знаешь, я позабочусь, чтобы тебя родственники не выкупили. И не обменяли. Я это могу… Еще по телевизору покажу видеозапись… Твоим родственникам понравится… Аллах разрешает забавляться с детьми? Даже с детьми неверных?

Артемьев дал чеченцу переварить сказанное.

— Что тебе надо, сын ишака? — спросил Махмадхаджиев.

И получил еще раз по морде. Не так сильно. И очухался быстрее.

Артемьев чувствовал, что он попал на гребень волны. Дело пошло. Осталось только немного дожать.

И чеченец поплыл…

Сперва немножко. Потом все больше и больше. И, наконец, выложил все…

Артемьев был доволен. Не пришлось пользоваться лишний раз услугами Доктора с обязательной последующей зачисткой. Слишком много трупов в последнее время.

Цифровой магнитофон на шестнадцать часов записи фиксировал откровения Ломали. Будучи старшим телохранителем Сельмурзаева, он знал много любопытных подробностей из жизни босса.

Тревожная лампочка замигала в сознании Артемьева, когда Ломали заявил, что депутат отлучался несколько раз куда-то. Оставлял охрану. Садился за руль. И уматывал на встречи.

Артемьев почувствовал — здесь тепло. И спросил:

— С кем встречался покойник?

— Не знаю.

— Он должен был хоть что-то говорить. Хоть словом обмолвиться.

Ломали почесал затылок. Скрип был такой, будто деревяшкой водят по свиной щетине. Но определенный эффект это возымело.

— Сельмурзаев однажды проговорился, зло так: «Лампасы надели благодаря нам. А теперь носы воротят. Госбезопасность…»

— Лампасы… Госбезопасность… — кивнул удовлетворенно Артемьев. Детали в запутанной головоломке начали становиться на предназначенные им места…

— Так же возможно применение суперэлектриков в магнитных трассах скоростных поездов, — Парамон Купченко вытащил из портфеля очередную разработку. Иллюстрировал он свои прожекты ватманскими листами с чертежами и формулами. Оттарабанив очередную убойную идею, он скатывал ватманские листы в трубку и прятал в безразмерный портфель. Тут же выуживал оттуда новый сюрприз.

Раз в два-три дня «Колдун», так прозвал Купченко Ровенский, появлялся в фонде «Технологии, XXI век» с новыми наработками. Жил гость столицы в гостинице около метро «ВДНХ» в одноместном номере и упорно строчил с утра до вечера, творил, выбираясь наружу, чтобы наспех перекусить или прошвырнуться по городу. Парамон Купченко обладал дикой целеустремленностью и пробивной энергией. Пер, как танк. Во второй визит в офис фонда охраннику, который пытался вызнать, к кому стремится этот верзила, он отвечал коротко и однозначно, даже не глядя в его сторону:

— Мне назначено.

И ломился вперед. Охранник пытался остановить его, но это было все равно, что рукой затормозить автобус. Габаритами ученый маньяк обладал завидными.

— Этого человека можно пропускать, — успокоил взбудораженного охранника Ровенский, про себя добавив: «Такого только снаряд остановит».

Если Ровенского эти представления забавляли, то президент фонда просто зверел при появлении маньяка. Прятаться от него было бесполезно. Когда Купченко говорили, что из руководства никого нет, он смиренно отвечал — ничего, подожду. И усаживался ждать, выудив карманный компьютер. Если секретарша отважно заявляла, что начальник не принимает, «Колдун» просто двигал прямиком в кабинет со словами: «У меня дело важное».

— У меня график встреч расписан, — пытался возмущаться Марципало.

— Это все мелкая суета. А мы творим будущее, — отмахивался Купченко и разворачивал очередной манускрипт.

Вот и сейчас он, тыкая в развернутый на просторном офисном столе ватман, развивал посетившую его вчера вечером мысль:

— Это миллионы и миллионы долларов. Ведь вас интересуют только они.

— Если вас они не интересуют, почему вы пытаетесь продаться повыгоднее? — возмутился Марципало.

— Для меня деньги — это как костыли, — холодно произнес Купченко. — Без них не встанешь на ноги. Но я их презираю…

Ровенский млел, глядя на эту сцену.

— Я все понял, — с каменным лицом выдавил Марципало. — Потрудитесь впредь сообщать о ваших визитах. Тем более еще рано говорить о перспективах, поскольку мы еще не получили экспертного заключения.

— Если ваши эксперты хоть что-то понимают в науке и лишены академической зашоренности, в их заключении я не сомневаюсь.

— А я сомневаюсь, — буркнул президент фонда.

— Это ваш удел — сомневаться…

— А ваш?

— Идти вперед…

Глаза Марципало налились тяжелой злобой.

«Колобок» с умилением наблюдал каждый раз за этой корридой. Если бы Купченко не был так оторван от земли и его мысли не летали бы в астрале, то можно было бы подумать, что он издевается над президентом фонда.

— Все, я вам позвоню, — сухо произнес Марципало, демонстративно открывая свой органайзер.

Купченко озадаченно посмотрел на него. Потом поводил руками, делая пассы. И сообщил: