Марсьяль решил принести в жертву Алекса по совершенно определенной причине.

Он украл у него жизнь, потому что хотел подарить ее кому-то другому несколько лет спустя.

Маленькой светловолосой девочке по имени Жозафа.

Грациелле требуется несколько минут, чтобы собраться с мыслями. Она стоит, положив руку на черный металл кроссовера, и по ее желтовато-смуглым щекам текут слезы. Она не старается их сдержать, какая разница, успеют высохнуть. А грим теперь уже ни к чему.

Марсьяль приближается к ней с девочкой на руках.

Все в порядке.

Она силится улыбнуться, говорить естественным тоном и громко, чтобы перекрыть шум волн, которые разбиваются о скалы.

— Привет, Марсьяль, на этот раз ты явился вовремя.

16 ч. 01 мин.

— Алло, это полицейский участок Сен-Жиля?

Кристос не спеша открыл бутылку пива «Додо», потом лениво поднял трубку.

— Ага… Во всяком случае, то, что от него осталось…

— Кристос? Это Муса Дижу. Муниципальная полиция Сен-Пьера. Ты меня вспомнил?

Кристос вспоминает здоровенного жизнерадостного парня, в высшей степени склонного при появлении малейшей проблемы вызывать жандармов, с силой хлопать их по спине и завершать разговор фразой вроде: «Ну ладно, теперь не буду вам мешать выполнять вашу работу».

Муса Дижу продолжает:

— Я думал, тут автоответчик. Вы разве не все ушли охотиться на медведя?

— Как видишь, не все. Я, должно быть, вышел из того возраста, когда играют в трапперов…

Дижу и не думает в ответ расхохотаться. Плохой знак.

— Значит, мне повезло, что я попал на тебя, Кристос. Это продолжается. Представляешь, у меня здесь труп. В Линь-Паради. И держись крепче — меня вызвал со своего мобильника одиннадцатилетний мальчишка. Негритянка. Лежит в овраге, скорее всего, кто-то остановил свою тачку наверху и вывалил ее туда прямо из багажника. Зарезана ножом. Можешь себе представить?

Перед тем как ответить, Кристос делает пару глотков пива. По последним сведениям, Бельон все еще бегает где-то вокруг вулкана, так что это убийство трудно будет на него свалить.

— Шлюха? — устало спрашивает он.

— Да нет, не думаю. Не очень молодая, такая мать семейства, ну ты понимаешь, что я хочу сказать. Скорее хорошенькая, но с формами, с очень пышными формами. Ты можешь приехать?

Кристос прихлебывает пиво. Он чувствует, что ему надо действовать осторожно, если он не хочет взваливать на себя эту работу. Он еще даже не успел позвонить ни Айе, ни Имельде, чтобы рассказать им о своей ностальгической прогулке в обществе Евы Марии.

— Я тут совсем один в лавке остался. В нынешних обстоятельствах, с учетом плана «Папанг» и прочего, сам понимаешь, все бросить не так просто.

Дижу повышает голос.

— Эй, парни! Я-то всего-навсего муниципальный служащий. Вы не можете оставить меня здесь с трупом на руках…

Кристос вздыхает.

— Ну вот всегда так, одно к одному. Давай подробности.

— Да рассказывать-то почти нечего. Документов никаких. Сумочки нет. Только ключи от машины в кармане, а в трехстах метрах оттуда бесхозная, неправильно припаркованная красная «поло» с погнутой оранжевой дверцей. Номер тебе сказать?

Бутылка выскальзывает у него из рук, замедленно падает, разлетается, ударившись о плитки пола, обливает ему ноги липкой жидкостью.

Кристос сидит без движения. Все кровеносные сосуды, которые соединяли его сердце с прочими органами, мгновенно разорвались. Как будто жизнь разом его покинула.

— Алло, Кристос? Алло, ты здесь? Ну что ты решил? Едешь ты сюда или как?

16 ч. 13 мин.

— Привет, Марсьяль, — повторяет Грациелла. — Давненько не виделись…

И, пока Марсьяль идет к черному внедорожнику, Грациелла снимает бейсболку и бросает ее на капот. Ее длинные светло-каштановые волосы рассыпаются по плечам. Смуглая кожа от глаз до подбородка вся в белых полосах. Глинистая почва, в которой слезы проточили узкие канавки.

Грациелла плакала. Но сейчас голос у нее скрипучий, а тон циничный, словно для того, чтобы предупредить всякую жалость.

— Я была уверена, что ты найдешь способ добраться сюда…

Марсьяль останавливается в метре от нее. Его руки обнимают спящую Софу, завернутую в бежевое одеяло. Он говорит тихо, чтобы ее не разбудить.

— Я пришел, Грациелла. С Софой. Один. Я сдержал обещание. Где Лиана?

— Погоди, Марсьяль. Мы с тобой здесь встретились для того, чтобы найти правильное решение. Без спешки. И без гнева.

Марсьяль делает шаг вперед. Изучает взглядом бывшую жену.

— Скажи мне, что она жива, Грациелла. Скажи мне это немедленно или…

Грациелла усаживается на черный каменный мол. Она не случайно выбрала это место для встречи, другие посетители бухты Каскадов не могут их увидеть за грудами камней, а грохот волн заглушает все разговоры — на расстоянии пяти метров уже ничего не слышно.

— Теперь ты понимаешь, Марсьяль. Ответственность. Семья. Страх, от которого все внутри скручивается. Познакомь меня, пожалуйста, с твоей дочерью…

— Она спит. Все в порядке. Я о ней позабочусь. Чего ты хочешь?

Грациелла оглядывается кругом. В двадцати метрах от них на волнах качается надувная лодка, привязанная к стволу пандана. Для того чтобы перекрыть шум волн, приходится напрячь голос.

— Я тебе уже сказала — найти правильное решение. Справедливое. Надо заплатить все долги, Марсьяль, даже спустя годы. Нет другого способа сделать так, чтобы призраки оставили нас в покое. Если ты не хотел с ними встречаться, зачем вернулся на остров с женой и дочерью?

Марсьяль почти кричит, как будто от пронзительного голоса клиническое спокойствие его бывшей жены может пойти трещинами.

— Потому что призраки существуют только у тебя в голове, Грациелла. И потому что ты покинула остров, забрав их с собой.

— Нет, Марсьяль. Они остались здесь, в «Аламанде», на пляже Букан-Кано, в баре «Кап-Шампань». Они спали, а ты вернулся и пробудил их.

Она смотрит на океан, на водопады, потом встречается глазами с Марсьялем.

— Ты в самом деле думал, что можешь уйти от своего прошлого?

Марсьяль пошатывается, очень тяжело держать, руки устали, он еле терпит, но не хочет сдаваться. Он должен выиграть время, чтобы защитить Софу. Он вспоминает о телефонных звонках, которые начались на следующий же день после их приезда на Реюньон.