— Ты не мог, — я тогда обнимала его, положив голову на плечо. — Тот, кто никогда не бил в спину, вряд ли будет видеть в каждом врага. Тем более способного на такое.

Это осталось в прошлом, а сейчас я просто сказала:

— Ты прав. Не хочу больше о них говорить. Никогда.

— Согласен. — Легран соединил наши пальцы, над которыми заклубилась знакомая нам объединенная магия. — Сегодня наш день, и как самый счастливый мужчина в мире…

— Самый? — хитро улыбаясь, перевела взгляд с наших соединенных ладоней, на него.

— Самый–самый, — подтвердил император. — Я хочу сделать вот так.

Он подхватил меня на руки, вмиг вскочил на перила балкона и шагнул вниз. Кажется, мое сердце полетело туда гораздо быстрее, чем даже мы, а Феникс в два мощных взмаха крыльев взмыл ввысь со мной на руках.

— Давно, очень давно хотел сделать это, — признался он.

«Извращенец!» — подумала я, а вслух выдала:

— Предупреждать надо!

— Зачем предупреждать? Тогда такого эффекта не будет.

Хороша была бы невеста, наложившая в штаны!

Этого я тоже не стала озвучивать, только хлопнула его по плечу рукой.

— Не делай так больше.

— Вообще?

— Вообще!

— Ну и ладно, — легко сдался Феникс, — все равно теперь со мной ты тоже летала.

Что?!

Что–о–о?! Так это все из–за Миранхарда было?

Мы как раз облетели замок и на полном фениксовом ходу опустились на украшенный цветами балкон. Распахнутые двери вели в зал, где должна была состояться наша помолвка. Доносившаяся оттуда мелодия напоминала о вальсах, балах и костюмных фильмах.

Стража стукнула алебардами об пол, слуги почтительно поклонились, а Легран взмахом руки заставил замолчать открывшего было рот церемониймейстера.

— Я рад вас всех видеть! — обратился он к собравшимся в зале.

На нашу помолвку прибыл и Миранхард, и Эверлад, уже официально занявший место Лавэя, и правящие представители кланов оборотней. Бабуля, Люба и Вера, бесчисленное множество красивых женщин и эффектных мужчин. Все они сейчас смотрели на нас, и Легран продолжил:

— Еще больше, безмерно, я рад вам представить мою теперь уже будущую жену, ларэй Надежду…

Если он скажет Ягодкину, я умру.

— Скаархорн.

Толпа взорвалась овациями, а я перевела дух. Пусть я еще не до конца привыкла к фамилии рода алых сирин, а Ягодкиной было гораздо проще жить, чем Скаархорн, даже я не могла не признать: Скаархорн звучит лучше. По крайней мере, в сложившихся обстоятельствах. Интересно, что на такой псевдоним сказало бы мое начальство?

Мысленный риторический вопрос остался без ответа, а мы с Леграном шагнули к лестнице и спустились в окатывающий нас улыбками и аплодисментами зал.

Несколько месяцев спустя

— Каково это — проснуться императрицей? — поинтересовался Легран, когда я открыла глаза.

Он лежал на боку, подперев голову, и смотрел на меня так, что я разом вспомнила все, что произошло здесь этой ночью. В красках. И в ощущениях. Эти ощущения были настолько запоминающимися, что я подавила желание спрятаться под одеяло: мне казалось, что мое лицо, глаза, да и вообще вся я выдают мои мысли. Не говоря уже о теле, которое даже без малейшего прикосновения стало невыносимо чувствительным.

— Мне кажется, ничего не изменилось, — стараясь сделать свой голос легким, произнесла я.

Голос легким становиться отказывался и звучал так низко, будто я всю ночь пела или использовала силу алой сирин, раздавая приказы.

— Совсем ничего? — Легран приподнял брови, касаясь кончиками пальцев моей щеки.

От его взгляда, голоса и вопроса, от легкой ласки прикосновения воспоминания стали еще ярче.

— Пожалуй, есть кое–что необычное…

— Неужели? И что же?

— Я понимаю, что мне теперь с этим жить, — выдала я, показывая ему язык.

— Ах, так?

Мой новоиспеченный муж оказался на редкость быстр, потому что подскочил и выдернул из–под головы подушку в одно мгновение. Я едва успела накрыться одеялом, поэтому подушкой прилетело по нему. Ну–у–у ладно! Пришлось вооружаться тоже и хватать свою. Благо, на императорской кровати их было много, они были легкие и летали тоже легко.

Я воспользовалась моментом, когда Легран отвлекся и потянулся за свалившейся на пол: напрыгнула на него и толкнула носом в объемный ворох одеяла.

— Все! Я победила! Проси пощады!

Из одеяла донеслось нечто маловразумительное (может и много, я просто не расслышала), а в следующее мгновение — я правда не поняла, как это произошло, я оказалась лежащей на спине. Легран же склонялся надо мной, запечатав мои запястья над головой, как в наручники. Одной рукой!

Вторая у него была подозрительно свободна: скользнув пальцами по моему лицу, он коснулся моей груди. Обвел по кругу ставшее чувствительным тяжелое полушарие.

— Не теряй времени на разговоры, пока не убедишься, что противник действительно повержен, — с довольным видом произнес этот… Феникс.

— У нас тут урок по тактике и стратегии, или что? — я фыркнула, сдувая упавшую на лицо прядь.

— Все, что ты захочешь, — сообщили мне, наклоняясь и мягко касаясь губами моих губ.

Думать о тактике и стратегии мигом расхотелось, равно как и вообще думать. Легкие поцелуи были скорее дразнящими, они разжигали желание, собирающееся тугим жаром в самом низу живота. Но Феникс был бы не Феникс, если бы не дразнился — этой ночью мы заснули под утро, а сколько раз после таких вот долгих игр сплетались в объятиях и общем, невыносимо–сладостном наслаждении, я даже точно не помню. Хорошо, когда твой муж обладает способностями мгновенного исцеления, вряд ли в нашем мире после первого раза я была бы готова к таким марафонам, а вот сейчас…

Сейчас выгнулась, вжимаясь в него искушающе–откровенно. Его глаза стали совсем звездными, а я сама себе напоминала натянутую струну. Каждое прикосновение к которой будет звучать по–своему в моем теле.

Каждое скольжение его пальцев по моей коже рождало на ней островки пламени. Каждое касание губ — целые костры. Я бы, наверное, сгорела, а судя по его полыхающему взгляду, и он тоже — если бы мы не возвращали друг друга в реальность. Легран легко прикусывал мою кожу, пуская по телу долгие волны предвкушения, а я цеплялась пальцами за его плечи, царапая их ноготками.

Движение, сделавшее нас единым целым, заставило меня вскинуть бедра, рождая в его груди хриплый рык.

Какое–то время мы смотрели друг другу в глаза, и я в его взгляде