Женщина идет звонить и поворачивается ко мне спиной, но я отчетливо слышу, как она произносит: «Хорошо, я ей скажу».

Когда она снова оборачивается ко мне, ее улыбка уже не так гостеприимна.

— Мистер Бенедикт занят. Он извиняется и говорит, что вы можете оставить свой телефон.

— Я подожду, — заявляю я.

— Его долго не будет.

— У меня есть время.

— Очень долго. Может быть, до завтра.

— Хорошо, — отвечаю я и вынимаю из сумочки бутылку минералки, доказывая тем самым, что способна продержаться здесь сколько потребуется. Я беру шоколадное печенье, предназначенное для волонтеров, и усаживаюсь на складной стул.

— Вам лучше уйти. Пожалуйста, — просит женщина, нервно описывая вокруг меня круги.

— Дайте подумать. Чертов Дик Бенедикт сказал, что не хочет меня видеть?

— Он велел избавиться от вас любой ценой, — шепчет она.

— Скажите ему вот что, — говорю я. — Если Дик не захочет со мной встретиться, все репортеры в Теннесси узнают одну историю, которую он скрывал двадцать лет.

Видимо, она не знает, что делать.

— Скажите ему! — настаиваю я. — Этими же самыми словами. Историю, которую он скрывал двадцать лет.

Женщина в замешательстве. Эту недавнюю выпускницу колледжа явно не готовили к скандалам. Хотя, возможно, должны были. Но я в приливе сочувствия решаю помочь бедняжке. Я прохожу прямиком в кабинет ее шефа.

— Не… — начинает она, бросаясь следом, и мы обе обнаруживаем, что комната пуста. На столе лежит недоеденный сандвич, телевизор включен. Женщина озадаченно озирается, но я замечаю приоткрытую вторую дверь, выскакиваю на улицу и оказываюсь на парковке. Дик только что включил мотор своего «мерседеса», но я подбегаю к машине и упираюсь обеими руками в капот.

Сквозь ветровое стекло мне виден седовласый мужчина. Он избегает моего взгляда, оборачивается, словно собираясь дать задний ход, и поворачивает ключ в замке зажигания.

Я стучу кулаком по капоту и кричу вне себя:

— Давай, давай! Почему бы тебе не убить и меня?

Он высовывается из окна, лицо у него каменное.

— Пожалуйста, уйди. Не хотелось бы звонить в полицию.

— По тебе не скажешь, что ты нуждаешься в помощи! — рычу я.

— Пожалуйста, уйди с дороги! — Он пытается сохранять хладнокровие, но тон его становится резким.

— Один раз я это уже сделала. Второго раза не будет! — ору я.

Дик выключает мотор и выходит из машины, захлопнув за собой дверцу. Я с удивлением понимаю, что этот человек вовсе не похож на то ужасное чудовище, которое преследовало меня в моих кошмарах. Он среднего роста, заурядной внешности. Ни огненных глаз, ни вздувшихся на лбу вен. Вместо злобного блеска в его глазах всего лишь обыкновенная усталость немолодого мужчины.

— Если ты хочешь со мной поговорить, то избрала не лучший способ, — предупреждает он.

— А что бы ты предложил? Услышав, что я здесь, ты просто сбежал.

— Мне нужно было уехать по делу.

— Куда? К папочке в офис, чтобы он опять тебя защитил?

Дик долго молчит; я вижу, что он подавлен.

— Чего ты хочешь, Хэлли? Что ты здесь делаешь?

Я смотрю на него с презрением.

— Давненько я не была в Теннесси. И вот подумала, что стоит наведаться. Или послушать «Оле Опри»[11].

«Гранд Оле Опри». Я пытаюсь сохранять спокойствие, произнося это название, но неумолимо вспоминаю тот вечер, когда мы праздновали шестнадцатилетие Эмми. Она сидела справа от меня, а Дик — слева. Нам было так хорошо!

— Ты, наверное, с тех пор побывал не на одном концерте? — с горечью спрашиваю я.

— Хэлли, не надо, — говорит он с тоской.

В честь дня ее рождения я взяла Эмми в Нэшвилл, в гости к своему парню — Дику. Мне очень хотелось, чтобы Эмми с ним познакомилась. Дик приготовил сюрприз — билеты на концерт Ребы Макинтайр, Эмми просто бредила по ней. И без умолку твердила, что я самая лучшая сестра на белом свете. Родители Дика держали в кулаке половину штата, нам легко достались места в партере, прямо перед сценой. В середине концерта Реба запела «С днем рожденья» и сошла со сцены, чтобы обнять Эмми. Та восторженно взвизгнула, расцеловала меня и Дика и сказала, что мы подарили ей самый удивительный вечер в ее жизни.

Откуда мне было знать, что этот вечер окажется последним?

— А почему я должна об этом молчать? — тихо спрашиваю я. — Кто-то должен сказать правду. Сомневаюсь, что избиратели знают об этом эпизоде твоей жизни. Им известно, что ты убил ни в чем не повинную шестнадцатилетнюю девочку?

Дик делает глубокий вдох.

— Хэлли, я не собираюсь продолжать этот разговор.

— А! Ты предпочел все забыть? — Я пытаюсь вложить в свои слова всю глубину своего отчаяния.

— Я не забыл. Это — самое жуткое, что случилось в моей жизни.

— Тебе не может быть хуже, чем мне, — говорю я и вдруг, не выдержав напряжения, ударяюсь в слезы. Мои рыдания эхом разносятся по стоянке, я крепко прижимаю ладони к глазам, пытаясь остановить потоки слез. Дик неуверенно делает шаг вперед и тянется рукой к моему плечу. Я вздрагиваю. — Отойди от меня! — Меня трясет, и я боюсь, как бы у меня не подломились ноги. Тогда я просто упаду на асфальт.

Дик, наверное, тоже это понял.

— Иди сядь, — говорит он и открывает дверцу машины. Я послушно забираюсь на кожаное сиденье, Дик садится рядом. Когда я понимаю, где нахожусь, со мной начинается настоящая истерика.

— Выпусти меня! Я не хочу здесь быть! Выпусти!

Дик бледнеет, опускает голову, его плечи дрожат.

— Хэлли, это было ужасно, ужасно, — хрипло говорит он.

Его голос обрывается, и я внезапно замолкаю. Он не имеет права на это страдание. Это мое чувство. Мое! Не его…

— Я пережил этот вечер миллион раз, со всеми «если бы», которые ты только можешь себе вообразить, — продолжает Дик. Я, давясь слезами, слушаю. — Если бы я не был под кайфом. Если бы я не разозлился на тебя. Если бы я не сел за руль в таком бешенстве и не уехал с Эмми, если бы я не врезался в дерево. Если бы пострадал только я.

— Пострадал? Ты и секунды не страдал. Ты убил мою сестру, но твои родители пустили в ход все свои связи! Два месяца условно и лишение водительских прав. Тебе всего лишь погрозили пальцем! А ее нет…

Все в городе знали, что Дик употреблял кокаин, но никому не приходило в голову бить тревогу. Сынок богатеньких родителей развлекается! Я была слишком наивна, чтобы понять, как это страшно. Дик был старше меня, красивый, умный. Я слепо верила своему возлюбленному, когда он говорил, что этот наркотик абсолютно безвреден. На том концерте Дик, нанюхавшись, был особенно невыносим. Он обругал меня, когда я попыталась его урезонить. Он обозвал меня маленькой лицемеркой и намекнул, что мне еще надо подрасти, чтобы делать ему замечания. Я вспыхнула, мы жутко повздорили.