От комнаты уже почти ничего не осталось. Небольшой пятачок вокруг кровати – и всё. А дальше – глухая, непроницаемая тьма, НИЧТО.

Ян вмиг пришел в себя, зрачки расширились от изумления. Он пытался что-то сказать, но голос отказывался повиноваться. Тогда Ян вытащил из кармана вечный «зиппо», чиркнул колесиком. Дрожащий огонек осветил лишь белоснежную чистоту простыней, сантиметров двадцать пола, часть прикроватной тумбочки, словно бы утонувшей в беспросветной чернильной жиже. Ян вскрикнул, зажигалка выпала из ослабевшей руки и погасла.

Тьма приблизилась.

Показалось? Или… правда. Нет, точно! Она надвигается… Всё ближе, ближе… Ян закричал, захлебываясь слезами, и неудержимо обмочился. Он попытался отползти назад, прочь от надвигающейся тьмы, но тут же уперся спиной в изголовье кровати.

– А а а, не-е е т!!!

Черт, где он? Ну же! Где?

Репортер отвернулся, сглотнул слюну. Заметно было, что ему нелегко говорить:

– И часто у вас такое?

– Каждый раз.

– Не может быть! Вы что, хотите сказать – девятнадцать осужденных покончили жизнь самоубийством?

– Да. Вы всё видели сами.

– Но это же… это возвращение старых методов! Смертная казнь…

– Не перегибайте! – жестко оборвал репортера директор. – Федерация – гуманное государство и убивать своих граждан не в ее традициях, у нас тут не Третий рейх! Так что поаккуратнее с заявлениями.

– Извините, господин директор… простите, я… наверное, это подействовало на меня сильнее, чем я думал. Но что выдать в эфир? Мы же не можем показать вот эту, – репортер судорожно кивнул на монитор, где в бесконечном повторе всё резал и резал себе горло Ян Горовитц, – запись!

– Не можете. Покажите его метания первых двух дней, прокомментируйте за кадром – совесть, раскаяние, всё такое… Потом – дайте крупный план тела под белой простыней, окровавленный нож, думаю, это смогут вынести даже самые слабонервные зрители. Ну, и вывод. Так, чтобы даже самому тупому обывателю всё стало понятно. Преступник, мол, наедине с самим собой, со своей совестью не выдержал груза раскаяния, и осудил себя. Не мне вас учить. – Директор нажал кнопку на переговорнике. – Ивар? Наш гость уходит, проводи его, пожалуйста.

* * *

Дверь за репортером захлопнулась. Директор смог, наконец, убрать с лица суровое выражение, чуть улыбнуться: всё вышло очень даже неплохо. Он откинул панель, набрал номер и личный код.

– Лаборатория криминальной медицины? Купера, пожалуйста. Джей? Да, я. Ну, ты знаешь, зачем я звоню. Именно так. Отлично, просто отлично работает, на все сто. И очень эффектно действует на публику – этот «нюхач» с головидения ушел на негнущихся ногах. Так что передайте мое мнение – испытание образца номер двадцать три-икс дало положительный результат. Угу. Да, конечно, подпишу да еще дам самые лучшие рекомендации. Эта ваша депрессирующая добавка к воздушной смеси – идеальное решение. Подмешивать препараты в пищу, как раньше – слишком сложно, да и преступник может отказаться от еды по тем или иным причинам. Ну, ты помнишь, как это было – один не любил сублиматы, у второго пропал аппетит и всё такое… А ведь дозировки препарата были строго рассчитаны… Да, именно… Концентрация в крови должна постепенно повышаться. Капризы осужденных ломали все схемы, приходилось всё менять, заново проводить расчеты. А теперь… – Директор одобряюще хмыкнул. – Еще раз повторюсь – просто идеальная схема, Джей. И трех суток не прошло… Да. Хорошо. Увидимся.

Директор Управления наказаний убрал в паз панель переговорника и, прокрутив назад запись, снова пристально вгляделся в лицо Горовитца. Увеличил кадр. Осужденному оставалось жить не более минуты, черты исказил неподдельный страх, лоб покрыт испариной.

«Всё правильно, конечно. Преступник должен быть наказан. Пожизненная изоляция – гуманная мера и всё такое, вот только наши умники как-то не учли, что Изолятор – штука недешевая, да и кормить-поить десятки, а через несколько лет – дайте только срок, – сотни осужденных до скончания века никому не интересно. Бюджет не выдержит, да и Изоляторов на всех не хватит. Этот вот из бывшего противоатомного убежища переделан, еще два таких же ждут своего часа, а потом… И вообще – не совсем разумно оставлять жизнь опасному преступнику. Пусть даже и в Изоляторе. Победят через четыре года на выборах социалисты, да и объявят на радостях амнистию… Всякое бывает. Вот и приходится искать пути… да-а… Теперь уже можно признать: удачные… В итоге – этот «нюхач» с Ай-Джи-Ви через день-другой выдаст отличный материал: преступник покончил с собой – казнен без помощи палача!»

Кадр за кадром: вот Горовитц беззвучно закричал, заметался на скомканных простынях, обмочился, вот рука зашарила в изголовье, лихорадочно перебирая предметы. Книга, небольшой фонарик, пустая чашка, расческа… Наконец пальцы сомкнулись на рукоятке ножа…

«Интересно, что же такое он увидел перед смертью? Что его так напугало? Если б знать… Изолятор увешан биодатчиками, мы снимаем все параметры, а во сне даже и эхограмму, но так и не знаем. Депрессанты Джея отрезают мозг преступника от внешнего мира, вынуждают его достраивать реальность на основе собственных представлений, фантазий… да еще и по памяти, которая слабеет с каждой минутой… Наверное, это страшно – выдуманная реальность… продукт чистой мысли, видения огороженного со всех сторон, запрятанного в непроницаемый футляр мозга. Иначе, почему все девятнадцать покончили с собой?

И все-таки: что они видят?»

В проектной документации выглядит красиво и солидно: глубоководная лаборатория для исследования сейсмических колебаний морского дна. Звучит, а? В будущем вырисовывались интересные перспективы. Может, даже и землетрясения научимся предсказывать. То-то япошки «АтЛасом» так заинтересовались, даже денежку кое-какую подкинули. При наших ценах хватило аж на половину стоимости монтажных работ.

Только вот когда стены вокруг ходят ходуном, захлебывается пронзительным воем аварийная сирена, сыпятся ворохом разноцветные искры, и, холодея, слышишь, как хлещет прорвавшаяся где-то вода, из головы разом вылетают все мысли, кроме одной: какой идиот решил строить станцию точно на тектоническом разломе?!

Жека очухался первым. Приподнялся на локтях, огляделся. Освещение погасло, работала лишь аварийка, вполнакала. Понятно, что система понизила напряжение в сети – аккумуляторы не вечные же… но лучше б вообще не работала! Бледный, в мертвенную синеву отсвет аварийных ламп рождал причудливые тени.

Господи! Обстановка, как в прозекторской, будто и без того поджилки не трясутся.

Хорошо хоть нет такой же морговской тишины: где-то вздыхает уже аварийный насос, а вот, почти на пределе слышимости, тоненько поют, надрываясь, сервомоторы. Автоматика блокирует какой-то из разгерметизированных отсеков, люк медленно ползет в паз, преодолевая сопротивление воды.

Хорошо бы посмотреть на схеме где именно, но это потом, потом. Первым делом надо проверить, как там ребята. Трясло нас здорово, врагу не пожелаешь. Неужели… Боже, Машка, Дим…