Он молча кивнул.

Ее ноздри слегка раздулись, точно у кошки, приготовившейся к прыжку:

–Раньше надо было думать. Ясно? А теперь поздно.– Она повернулась и пошла назад, к вахте, неслышно ступая с носка на пятку, обеими руками поправляя резинку на волосах.

Алексей резко толкнул дверь и вышел на крыльцо. Вот, значит, что: Настя решила сбежать и посвятила подругу во все свои дела. Может быть, не только подругу – домашние тоже помогают ей выстоять в тяжелой борьбе с самой собой. Тогда все кончено, он потерял ее навсегда.

Умом Алексей понимал безнадежность своего положения, но не мог смириться, вот так, в один миг, похоронить все надежды. То, что он сейчас услышал, казалось ему слишком жестоким и чудовищно несправедливым.

Должен быть еще один шанс – никогда прежде у него не было столько сил и неудержимого желания полностью преобразиться, жить ради другого человека, находить в таком существовании смысл и гармонию. Неужели она уедет, бросит его одного, столько раз понимая и прощая, не поймет и не простит в последний раз!

Этого не может быть. Они должны увидеться, чего бы это ни стоило, и тогда он сумеет уговорить ее остаться.

Алексей зашагал к автобусной остановке. Номер Настиного дома и подъезд он помнил хорошо, а квартиру отыскать не проблема: поспрашивает бабушек во дворе, те должны знать всех жильцов наперечет.

Алексей решил идти до конца: если не удастся встретить Настю на улице, он поднимется к ней домой, и никто не сможет помешать им поговорить, разобраться в своих отношениях, поставить все точки над i. Никто, даже ее муж! Если она будет согласна, Алексей увезет ее с собой сразу – вместе с ребенком, без ребенка, как ей будет угодно.

Его охватило лихорадочное нетерпение. Казалось, что автобус движется слишком медленно, и драгоценное время уходит впустую. Он едва дождался, пока за окнами возникнет знакомый пейзаж, и почти бегом достиг кирпичной четырнадцатиэтажки.

Часы показывали половину седьмого. Алексей уселся на лавочку возле подъезда, твердо пообещав себе ровно в семь встать и отправиться на поиски Настиной квартиры.

Быстро темнело. Мимо с криками проносилась детвора.

Из подъезда, тяжело ступая, вышла пожилая женщина в темном стеганом пальто, глянула на Алексея с подозрением, вынула из сумки газету и, подстелив, опустилась на скамейку.

–Шумят,– она кивнула на ребятню, играющую в догонялки.– Каникулы у них. Последние денечки.– Ей явно было скучно и хотелось поболтать.

Алексей неопределенно кивнул, раздумывая, стоит ли спросить тетку, где живут Романовы.

–Зима нынче затянулась,– посетовала пожилая и сладко, широко зевнула.– Снег все не стает до конца. Вы давно тут сидите?

–Недавно.

–Жаль. Мироновну не видали? Подружка моя, всегда вечерком здесь собираемся, балакаем о том о сем.

–Нет, не видал.

–А сам-то откуда?– Тетка посмотрела на него с любопытством.– Что-то лицо незнакомое.

–Нездешний я, мать,– уклончиво ответил Алексей.

–Девушку ожидаешь?– Женщина понимающе улыбнулась.– Не Верку Савельеву из сто седьмой?

–Нет, не ее.

–А зря. Верка – девка нормальная, а личная жизнь все никак не складывается. Вот бы ей кавалера вроде тебя.

–Зоя Пантелеевна!– донеслось с тротуара. Голос был тоненький и бойкий. Алексей обернулся и увидел крошечную старушонку в платочке, из-под которого задорно сверкали глазки-буравчики.

–Клава, ты!– Пожилая радостно всплеснула руками и стала неловко подыматься.– Вот она, моя дорогая, Клавдия Мироновна. Где ж ты гуляешь-пропадаешь?

–За молоком ходила,– доложила старушонка.– Молоко по талонам давали в гастрономе.

–Это какие ж талоны?– заинтересовалась пожилая.

–Обыкновенные. В собесе выдали по малой обеспеченности. Тебе, кстати, тоже полагаются.

–Что ж ты молчала, подлая твоя душа!– рассердилась пожилая.– Теперь уж завтра пойду, сегодня-то поздно, чай.

–А я пирожков напекла,– вкрадчиво сообщила бойкая.– Пойдем, Зой, кофейку попьем.

–Да разве что кофейку.– Пожилая снова зевнула.– Я вообще-то только вышла.

–Холодно,– старушонка в платочке поежилась.– И сериал сейчас начнется. Новый какой-то, Маруся говорила, интересный, аж жуть.

–Ну, пошли, пошли,– согласилась пожилая и, сложив газету, спрятала ее обратно в авоську. Затем, с трудом волоча отекшие, тумбообразные ноги, подошла к старушонке, взяла ее под руку, и они скрылись в темноте.

Алексей остался один. Он на чем свет ругал себя за то, что так и не спросил Настин адрес. Язык как будто к нёбу прилип – ни слова, ни полслова невозможно было произнести, прямо онемение какое-то.

Алексей хотел подняться со скамейки, чтобы начать наконец действовать, и в это время послышался приглушенный шум двигателя. К бровке плавно подкатил бежевый «Рено». Из салона вылез высокий черноволосый мужчина, заботливо оглядел автомобиль и включил сигнализацию. Затем уверенным, пружинистым шагом прошел мимо Алексея к подъезду, достал из кармана ключ.

Внезапно его рука опустилась. Он развернулся и, медленно ступая, приблизился к лавочке.

–Это ты?– в его голосе звучала плохо скрытая ненависть.– Зачем ты здесь?

Алексей смотрел на черноволосого исподлобья. Вот, значит, он какой, Настин муж. Красавец. И, кажется, действительно в курсе всего, иначе не смог бы столь безошибочно определить, кто перед ним.

–Мне надо ее увидеть,– негромко, но твердо произнес Алексей.

–Зачем?

–Хочу поговорить.

–Не о чем говорить. Все кончено, оставь ее в покое, а то пожалеешь.

–Ну зачем так?– Алексей усмехнулся.– Она же человек, у нее есть право выбора.

–Она уже выбрала.– Сергей полез во внутренний карман куртки.– Вот, любуйся.

На его ладони лежал миниатюрный сотовый телефон, тот самый, Настин, с которого она много раз звонила домой, находясь у Алексея.

–Она сама отдала его мне, сама, понимаешь?– Сергей слегка повысил голос.– Догадываешься, почему? Чтобы никогда больше не общаться с тобой.

Алексей тупо глядел на мобильник, серебристо поблескивающий в свете фонаря.

–Все равно,– упрямо проговорил он.– Я должен ей сказать. Передайте, пусть спустится вниз. На минуту.

–Ты едва не убил ее,– сказал Сергей, пряча аппарат.– О чем вообще может идти речь?

–Я не хотел.

–Слушай, я дам тебе один телефон. Позвонишь, скажешь, что от меня. Тебе назначат хорошее лечение, абсолютно бесплатно. Бросишь пить, я тебе гарантирую. Только отвали, бога ради, сделай милость, исчезни к чертовой бабушке! Писать номер?

–Потом. Все потом. После того, как я поговорю с Настей.