– Еще есть авторитарный подход к воспитанию, которого придерживаются большинство родителей-«тигров». Дети получают инструкции без всяких объяснений. Очень много наказаний – как физических, так и моральных. Цель – научить ребенка вести себя, выживать и добиваться успеха в этом жестоком мире. Эти дети очень часто становятся жертвами жестокого обращения.

Ким мгновенно вспомнила Белинду.

– Ну и, наконец, подход снисходительный, когда ребенок может делать все что хочет, не боясь последствий. Конечно, в этом случае существует риск, что такой ребенок никогда не научится вести себя в обществе других людей и всегда будет настаивать на том, чтобы идти своим путем.

Ким подумала о Веронике.

– А как все это может повлиять на других детей в семье? – спросила она.

– И опять вынуждена признаться, что я в этом далеко не специалист.

– Это понятно, но вы проводите с детьми гораздо больше времени, чем я.

– Хорошо. По собственному опыту я могу сказать, что другие дети в семье от этого только страдают.

Машину Пенна подбрасывало на кочках и бросало в ямы, пока он мчался по давно не используемой грунтовой дороге.

Сержант добрался до ворот, на которых большими буквами было написано «Проезд запрещен», и вылез из машины. Цепь, некогда сцеплявшая две половинки ворот, была перекушена.

Сержант открыл левую половинку ворот и прошел внутрь. Что бы здесь ни происходило, появление группы быстрого реагирования ситуацию никак не улучшило бы, хотя в самом начале у него было желание ее вызвать.

Прямо перед ним располагалось главное здание заброшенного картодрома. Он закрылся три года назад после смерти ребенка, свалившегося в овраг глубиной в семь футов[62] и с дном, покрытым каменными осколками.

В главном здании располагались пара офисов, ресепшн, туалеты и небольшое кафе. За ним, не видный от ворот, находился сам гоночный трек, рядом с которым стояла развалюха, в которой можно было взять напрокат гоночный шлем.

Подойдя к зданию, Пенн пошел вдоль него, пригибаясь перед встречающимися на пути окнами. Когда он доберется до угла, то перед ним во всей красе предстанут и сам трек, и развалюха.

Сержант старался дышать поглубже, чтобы успокоить дрожь, сотрясавшую его тело от мыслей о том, что он может здесь обнаружить.

Пенн добрался до края стены и с трудом сглотнул – здесь его прикрытие заканчивалось.

Набрав в легкие побольше воздуха, он завернул за угол.

И не смог выдохнуть – потому что увидел своего брата с завязанными глазами, стоящего на самом краю оврага.

– Сколько у тебя еще осталось? – спросила Стейси, откинувшись на спинку стула. Деревянные перекладины заскрипели и врезались ей в спину. Боже, как же ей сейчас не хватает эргономического кресла, которое босс выбила для отдела!..

– Исключила еще шестнадцать, так что всего остается… – Тиффани сверилась со списком, – девятнадцать детей.

– У меня осталось семнадцать, и мне уже давно хочется повеситься.

С этими словами Стейси встала со стула, потянулась и застонала.

– Повесимся вместе, – сказала Тиффани, оттолкнув свой стул.

Они походили по гостиничному номеру.

– И у тебя еще хватает сил на веселье, Тифф? – спросила констебль, увидев, как девушка пару раз подпрыгнула в середине комнаты, широко разводя руки и ноги в стороны.

– А если я скажу «да», ты что, будешь хуже обо мне думать? – С этими словами Тиффани направилась к столику, на котором стоял поднос с кофе и чаем.

– Да нет, мне это по барабану, – Стейси покачала головой.

Она продолжила свою прогулку. Тиффани между тем приготовила себе черный растворимый кофе и достала из холодильника диетическую колу для Стейси.

– А ты знаешь, я не…

– Я не уверена, что мы…

Обе хихикнули от того, что заговорили одновременно, желая, по-видимому, сказать об одном и том же.

– Ничего у нас с тобой не получается, правда? – поставила Стейси вопрос ребром.

– Я понимаю логику босса, но к тому времени, когда мы закончим проверку и выясним, где все эти дети находятся в настоящий момент, у нас на руках может появиться еще парочка убийств.

Сама Стейси не смогла бы сформулировать лучше.

Она дернула за кольцо на банке колы и сделала большой глоток. При этом для бодрости не сводила глаз с графиков, развешанных по стенам.

– Знаешь, босс говорила, что этот профессор в Манчестере все время упоминал триггер. Он посоветовал нам определить, что послужило спусковым крючком для этой волны убийств.

– Значит, в недавнем прошлом должно было произойти нечто, вынесшее мозг нашему пареньку, – сказала Тифф, возвращаясь за стол.

Стейси перевела взгляд на одно из происшествий во всей хронологии событий, о которых они узнали со вторника. Затем, бросившись к столу, заняла свое место напротив Тиффани.

– Кажется, я знаю, с чего надо начать.

Брайант взял свой кофе и осмотрел холл в поисках свободного места. Как раз сейчас ему стало казаться, что гостиница превращается в некую сумеречную зону, и он был вовсе не уверен, что ему удастся из нее выбраться.

– Здесь забито, приятель? – спросил он у мальчишки, в одиночестве читавшего книгу.

– Что значит «забито»? – переспросил тот, глядя на него поверх очков. – Вы, наверное, хотели узнать, свободно ли это место?

Брайант еще раз оглянулся по сторонам, но все остальные места были заняты.

– Будем считать, что ты сказал «свободно», – сказал он, придвинув к себе стул.

Паренек серьезно посмотрел на него, и Брайант решил, что ему лет десять-одиннадцать. У мальчика были светлые волосы и чистые карие глаза, увеличенные стеклами очков.

– А вы считаете нормальным, когда мужчина средних лет навязывается в компанию к оставленному без присмотра ребенку? – спросил он на полном серьезе.

– Поверь, приятель, я только хотел присесть отдохнуть на минутку. – Брайант постарался не рассмеяться, увидев серьезное выражение на лице ребенка, который явно ждал, что он скажет дальше.

– Я офицер полиции, – пояснил сержант, доставая удостоверение.

– И что? – Мальчик поправил сползавшие очки.

– То, что я защищаю людей, а не обижаю их, – пояснил Брайант.

– Не уверен, что одно полностью исключает другое. Вы можете быть плохим человеком даже будучи офицером полиции.

Покачав головой, Брайант убрал в карман удостоверение.