Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не надо! Токе спит. Ему нужно набраться сил. Поверь, я сделал для него все, что было возможно.
— Да уж! Ты постарался. Скажи, — Лилия подозрительно прищурила зеленые глазищи, будто разъяренная кошка, — все это… светопреставление, — голос ее неожиданно дрогнул, и Кай понял, что она на грани, — по твоему наущению, верно? Это ведь ты у нас герой, без драки не можешь, а? Ты хоть понимаешь, во что Горца втянул?! Во что ты нас всех втянул?!
— Эй-эй! Спокойно! — Глас рассудка исходил из губ Вишни, до сих пор с интересом наблюдавшего за перепалкой на противоположном конце стола. — Я был с Аджакти, пока ты купала тряпки. Он пытался найти Горца, когда тот вдруг исчез.
— Покупала, — поправил озиата Тач, по обыкновению философски относившийся к происходящему.
Лилия только недоверчиво фыркнула и дернула руку на себя:
— Лучше пусти, чемпион недоделанный, а то Шани тебя сможет по тарелкам раскладывать!
— По-моему, настало время кое-что объяснить, — решительно подытожил Аркон, обводя собрание твердым взглядом. — И если Аджакти не начнет говорить сам, я сделаю это за него. Правда — самое малое, что мы задолжали ребятам. Ты согласен, Кай?
Аджакти кивнул и выпустил запястье девушки, переводившей настороженный взгляд с него на Аркона и обратно:
— Валяй.
Глаза «семерки» теперь сошлись на светловолосом гладиаторе, когда-то бывшем охранным в караване, с которым путешествовали Токе и Кай. Аркон вздохнул и тихо начал рассказ о событиях, которые эти трое помнили слишком хорошо. Принеся клятву Скавру, они отказались от своего прошлого, но оно не желало тихо лежать в могиле. Как демон пустыни, оно поднималось ночами и тянуло к ним лишенные мяса кости, терзая когтями нежное сердце Токе — мальчика, едва ставшего мужчиной. Скупые слова брата по оружию едва ли могли одеть плотью страшный призрак, но все за столом сидели, боясь шевельнуться, внимая повести, заставившей лица побледнеть, а руки — сжаться в кулаки.
Менестрель у очага забренчал новую мелодию, и под низкий закопченный потолок кабака полетела песня, выводимая чистым, высоким голосом. Кай пораженно обернулся. Рядом с потасканным бардом теперь стояла неизвестно откуда взявшаяся девушка, тоненькая и черноволосая, облик которой показался Аджакти странно знакомым.
Когда-то мое сердце билось в ритме снегопада,
Теперь лежат пески, где снег когда-то падал,
Холодные пески.
— Майкен было всего шестнадцать. Рассудок не выдержал мук, которым подверглось тело несчастной девочки, — донесся до Кая голос Аркона, пока пальцы музыканта между двумя куплетами извлекали из струн печальные переборы. — Когда гайены поняли, что не смогут продать больную в Церрукане, капитан приказал избавиться от нее. Это произошло у Горца на глазах.
Небо пустыни — только дорога
К месту, которое мы звали домом.
Время не лечит, время убьет
За сердце, которое дом обретет.
Аркон вздрогнул и осекся, узнав песню, которую пела несчастная Майкен перед смертью, когда сознание ее уже помутилось. Паузу заполнил Вишня, от волнения мешавший слова церруканского и тан:
— Я всегда считал, что кровная месть — варварский обычай. Но случись такое со мной… Я бы с огромным удовольствием пустил говнюков на котлеты!
Аркон кивнул:
— Особенно если по верованию твоего народа душа жертвы не обретет покоя на небесах, покуда живы ее убийцы.
О нежном сердце, что я потерял,
О шрамах мертвых
Тоскует музыка моя,
Плачет лютня горько.
Последние аккорды замерли на струнах, и «Хвостик» наполнился шумом хлопков, свистом и грохотом задвигавшихся стульев. Совершенно белая Лилия произнесла едва слышным голосом:
— Я не знала, что у Горца была девушка.
— Почему он никогда не рассказывал об этом? — удивился Папаша.
— Парень из тех, кто предпочитает быть один на один со своим горем, — подал голос Тач.
— И теперь наш скрытный друг будет мочить каждого встреченного им на улице гайена? — поинтересовался Папаша, отправляя в рот последний завалявшийся на блюде хвостик.
— Не каждого, — успокоил его Кай. — Четверо на Торговой площади были те самые. Это они издевались над Майкен.
— Ты уверен? — вскинул удивленные глаза Аркон. — Для меня все «псы» на одно лицо.
— Уверен. Я их запомнил: и рожи, и имена. А уж Горец… Он одной местью и жил. Парень узнал этих собак даже с повязками на мордах.
— Что ж, включая массакру в переулке с символическим названием, на счету Токе девять нечистых, — быстро подсчитал в уме Вишня. — Надеюсь, его жажда мести теперь утолена.
— Э-э… Боюсь, не совсем, — признался Кай.
— Что?! — возопили хором сотрапезники, выказывая поразительное единодушие.
— Пятерка в переулке случайно подвернулась под руку. Нас зажали в угол, и мне пришлось расчистить путь.
— Ах, вот как это теперь называется! — ехидно фыркнула Лилия, немного приходя в себя.
— И сколько же в Горцевом списке еще должников? — вытаращил глаза озиат, переводя взгляд с Аджакти на Аркона и обратно.
— Насколько мне известно, в живых остался всего один, — Кай смочил пересохшее горло, глотнув эля из Тачевой кружки.
— Капитан гайенов, — закончил за него бывший охранный. — Тот, кто отдал приказ. Клык его имя.
Папаша поперхнулся архи и зашелся натужным кашлем. Тач захлопал товарища по спине. Кое-как отдышавшись, церруканец утер бороду и прохрипел:
— Клык?! Самый долбанутый из всех «псов», когда-либо ступавших на улицы этого гребаного городишки?! Если его слава не преувеличенна, паскуда не остановится, пока не найдет тех, кто укокошил его людей. Пусть даже для этого ему придется зимовать в Церрукане!
— Значит, гайены тоже блюдут обычай кровной мести? — задал теоретический вопрос Вишня.
Аркон и Кай переглянулись:
— Боюсь, крови Горца этому садисту будет недостаточно, — мрачно сообщил Аджакти. — Для этого у Клыка слишком… э-э, изощренное воображение.
— Фанг? — понимающе уточнил бывший охранный.
— Фанг, — кивнул Кай, не понаслышке знакомый с пыточным инструментом гайенов. — А может, и что похуже.
— Эй, никто не хочет объяснить, что за хрен этот фанг или как его? — озвучила Лилия вопрос, написанный на лицах Вишни, Папаши и Тача.
— Надеюсь, вы этого никогда не узнаете, — буркнул Аджакти, инстинктивно почесывая ухо. Девушка нахмурилась, приготовясь снова пойти в атаку, но гор-над-четец мягко остановил ее:
— Главное сейчас решить, что нам делать.
Воцарившееся за столом молчание разбил писклявый голос Шани, возникшей из дымного полумрака: