Тут раздался глухой, сочный удар, и руки, сжимавшие шею Тима, разжались. Мальчик жадно втянул в себя воздух, который жег, как огонь.

Келлс стоял рядом с креслом Большого Росса и таращился, словно не веря своим глазам, куда-то поверх головы Тима. Ручеек крови стекал по правому рукаву его фланелевой рабочей рубахи, усыпанной стебельками соломы после тайных ночевок в амбаре Глухого Ринкона. Из его головы, прямо над правым ухом, торчала рукоять топора. А за спиной Келлса стояла Нелл Росс в забрызганной кровью ночной рубашке.

Медленно, очень медленно Большой Келлс повернулся к ней лицом. Прикоснулся к лезвию топора, вонзенного в его череп, и протянул к Нелл обагренную кровью руку.

– Я разрубаю веревку, мерзавец! – крикнула Нелл ему прямо в лицо, и Берн Келлс упал замертво, словно сраженный ее словами, а не топором.

Тим закрыл лицо руками, как будто если не видеть того, что он видел, можно будет об этом забыть… хотя уже тогда он понимал, что эти воспоминания останутся с ним на всю жизнь.

Нелл обняла сына и вывела на крыльцо. На улице ярко сияло солнце, лед на полях начал таять, от земли поднималась туманная дымка.

– Ты как, Тим? – спросила Нелл.

Мальчик сделал глубокий вдох. Горло еще саднило, но воздух уже не обжигал легкие.

– Нормально. А ты?

– И я тоже, – сказала Нелл. – Теперь все будет хорошо. Смотри, какое чудесное утро. И мы с тобой живы и видим всю эту красоту.

– Но вдова… – Тим заплакал.

Они сели на ступеньки крыльца и стали смотреть во двор, куда недавно наведывался сборщик налогов. На своем вороном, черном как ночь, коне. Черный конь, черное сердце, подумал Тим.

– Мы будем молиться за Арделию Смэк, – сказала Нелл. – И вся Древесная деревня придет проводить ее в последний путь. Не скажу, что Келлс оказал ей услугу… убийство – это всегда убийство… но она очень страдала в последние три года и все равно бы не задержалась надолго на этом свете. Наверное, нам надо поехать в деревню и узнать, не вернулся ли констебль. А по дороге ты мне все расскажешь. Поможешь запрячь Битси и Митси в повозку?

– Да, мама. Но сначала мне нужно кое-что взять из дома. Это она мне дала.

– Хорошо, Тим. Только старайся не смотреть на… ну, что там в комнате.

Смотреть он не стал. Но поднял пистолет и сунул его за пояс…

– Она сказала, чтобы он не смотрел на то, что было в доме – на тело отчима, как ты понимаешь, – и он ответил, что не будет. Он и вправду не стал смотреть, но поднял пистолет и сунул его за пояс…

– Четырехзарядник, который дала ему та вдова, – сказал Маленький Билл. Он сидел, прислонившись спиной к стене под нарисованной мелом картой Дебарии и опустив подбородок на грудь. Пока я рассказывал сказку, мальчик не произнес ни слова, и, честно сказать, я подумал, что он заснул и я говорю сам с собой. Но похоже, он слушал. И слушал внимательно. Вой самума снаружи на мгновение взвился до пронзительного вопля, а потом вновь превратился в глухой, монотонный стон.

– Да, Маленький Билл. Он поднял пистолет и сунул за пояс с левого бока, где носил его следующие десять лет. А потом у него появились уже настоящие, шестизарядные револьверы. – Вот и вся сказка, и я закончил ее точно так же, как мама заканчивала все сказки, которые читала мне в детстве, когда я был совсем маленьким. И мне стало грустно, когда я услышал эти слова из моих собственных уст: – Вот так оно все и было, давным-давно, в незапамятные времена, когда дед твоего деда еще не родился на свет.

Уже смеркалось. Я подумал, что, наверное, шериф и все остальные, кто поехал за солянщиками, вернутся в город лишь завтра. И если по правде, какая разница? Потому что, пока я рассказывал Биллу сказку, мне в голову пришла одна неприятная мысль. Если бы я был шкуровертом, и если бы шериф с целым штатом помощников (не говоря уже о юном стрелке, прибывшем из самого Гилеада) вдруг появились в моем поселке и принялись выяснять, умею ли я седлать лошадь и ездить в седле, признался бы я, что умею? Вряд ли. Мы с Джейми могли бы сообразить это сразу, но мы были еще очень молоды и мало что понимали в таких делах – образ мыслей хранителей закона был для нас внове.

– Сэй?

– Да, Билл.

– А Тим потом стал настоящим стрелком? Ведь правда стал, да?

– Когда ему было двадцать один, в Древесную деревню приехали три стрелка. Они заглянули туда по дороге в Таварес и надеялись набрать людей в ополчение. Но Тим был единственным, кто ушел с ними. Они называли его Леворуким Огнем, потому что он стрелял левой рукой. Тим Росс ушел с ними и проявил себя очень достойно, ибо он был бесстрашен, а его пистолет не знал промаха. Стрелки называли его тет-фа, что значит «друг тета». А потом пришел день, когда Тим Росс вошел в ка-тет и стал одним из немногих – очень немногих – стрелков, происходящих не из рода Эльда. Хотя кто знает? Ведь говорят, у Артура было множество сыновей от трех жен и еще больше – рожденных с изнанки постельных перин.

– Я не знаю, что это значит.

Тут я его понимал. Еще два дня назад я сам не знал, что означает «длинная мерка».

– Это не важно. Сначала его называли Россом Левшой, а потом – после битвы на берегу озера Коун – Тимом Храброе Сердце. Его мама закончила свои дни в Гилеаде, где она пользовалась уважением и почетом, как великая леди. Так говорила мне моя мама. Но это уже…

– …совсем другая история, – закончил Билл. – Так всегда говорит папа, когда я прошу еще что-нибудь рассказать. – Лицо мальчика вмиг помрачнело, губы задрожали. Он вспомнил кровавую бойню в спальном бараке и своего папу, который погиб, как и все остальные на ферме. – Так он всегда говорил.

Я снова обнял его за плечи, и на этот раз жест сочувствия дался мне легче, естественнее. Я уже решил, что заберу мальчика с нами в Гилеад, если Эверлина не возьмет его в Ясную обитель… но мне казалось, что она не откажется его взять. Мальчик был очень хороший.

Снаружи выл ветер. Я все прислушивался, не зазвонит ли телефон, но он не звонил. Наверняка где-то оборвало провода.

– Сэй, а долго Мерлин сидел в клетке в облике тигра?

– Не знаю. Но наверняка очень долго.

– А что он ел?

Катберт бы сразу придумал ответ, сочинил бы на месте, но я всегда был тугодумом.

– Если он какал в ту дырку, значит, он должен был что-то есть, – вполне резонно заметил Билл. – Если ничего не есть, то нечем и какать.

– Я не знаю, что он ел, Билл.

– Может быть, у него еще оставалась какая-то магия – даже когда он был тигром, – и он мог наколдовывать себе еду. Ну, просто… из ничего.

– Да, наверное, так и было.

– А Тим добрался до Башни? Об этом же тоже есть сказка, правда?

Прежде чем я успел ответить, к двери камеры подошел Стросер – толстый помощник шерифа в черной шляпе с лентой из кожи гремучей змеи. Увидев, что я обнимаю Билла, он ухмыльнулся. Я хотел двинуть ему по зубам, чтобы сбить эту гадкую ухмылку, но тут же забыл о своем намерении, как только услышал, что он сказал.