— Сюда.

Строберри, не останавливаясь, взяла меня за руку и потащила от окна — мимо столов, мимо удивленных лиц. «Что она сделала?» — услышала я изумленный вопрос посетителя. Она провела меня через алюминиевую дверь. Девушка в приемной привстала на цыпочки, пытаясь понять, что происходит. Строберри вывела меня в коридор, ведущий к лестнице и туалетам. Мы миновали мужской туалет (там попытались изрядной порцией хлорки заглушить запах рвоты) и оказались в маленькой комнате, где обычно накладывали макияж. Строберри плотно закрыла за собой дверь, и мы встали лицом к лицу. Она дрожала и дышала так тяжело, что под белым манто заметно вздымались и опадали плечи.

— Выслушай меня, леди.

— Что?

— Ты должна уйти.

— Что?

— Уволиться отсюда. — Она сжала мою руку. — Вы с Джейсоном должны покинуть свой дом. Убраться из Токио. С полицией не говорите. Просто уезжайте. Строберри не хочет знать, куда вы поедете.

— Нет. — Я замотала головой. — Нет. Никуда не поеду.

— Грей-сан, это очень важно. В Токио что-то случилось. И что-то распространяется — распространяется. — Она помолчала, с любопытством вглядываясь в мое лицо. — Грей-сан. Ты понимаешь, что происходит? Ты знаешь новость?

Я оглянулась через плечо на закрытую дверь.

— Вы имеете в виду Баи-сан? То, что случилось с ним. — Руки задрожали. Мне припомнился иероглиф. Внутренние повреждения. — Это сделала Огава?

— Тсс! — Она заговорила тихо и быстро. — Слушай меня. Ему нанесли визит. В результате он попал в больницу, успел поговорить с полицией, а потом умер. Наверное, сошел с ума, если говорил с полицией, но, похоже, знал, что все равно умрет…

— Визит от Огавы?

Она сняла очки.

— Грей-сан, на вечеринке у господина Фуйюки был вор.

— Вор?

— Поэтому Огава и спятила. Вчера ночью в дом господина Фуйюки вошел червь, и теперь Фуйюки горюет.

На меня нахлынуло странное чувство. Похоже, за небоскребами притаилось ужасное разоблачение, похожее на Годзиллу.

— Что было украдено?

— А ты как думаешь, Грей? — Она опустила подбородок на грудь и подняла на меня многозначительный взгляд. — Мм? Что думаешь? Догадываешься?

— Ох, — прошептала я и сама почувствовала, что побледнела.

Она кивнула.

— Да. Кто-то украл лекарство Фуйюки. Я села на ближайший стул и выдохнула:

— О… нет. Это… этого я не ожидала.

— Послушай.

Строберри наклонилась ко мне очень близко. Я чувствовала запах текилы и лимонных духов.

— Вор был на вечеринке. Медсестра ходила ночью в каждый дом, смотрела повсюду, но Баи-сан сказал полиции, что она все еще не нашла свою сагашимоно. Вещь, которую она ищет. — Строберри облизнула пальцы, похлопала по прическе и посмотрела через плечо, словно опасаясь, что кто-то стоит позади. — Знаешь… — сказала она очень тихо, склонившись ко мне еще ближе, так что наши щеки соприкасались. Я видела, как ее красные губы двигаются рядом с моим ртом. — Огава и я слышим, что вылетает иногда из твоего большого рта… — На улице взревела сирена. — Я начинаю думать, Грей-сан, что этот вор — ты…

— Никто не знает, что я задавала вопросы, — прошептала я, глядя ей прямо в глаза. — Только вы.

Она выпрямилась и иронически подняла брови.

— В самом деле? В самом деле, Грей?

Мне вдруг стало очень холодно. Я вспомнила, как настойчиво просила Фуйюки показать мне квартиру.

Вспомнила, как шла по коридору медсестра. Она поймала меня, когда во время удушья Фуйюки я хотела улизнуть от компании. Оглядываясь на собственные поступки, порой, не можешь поверить, что была так глупа и недальновидна.

— Да, — сказала я дрожащим голосом и приложила руку к голове. — Да. Никто не знает, я… уверена.

— Грей-сан, послушай. Мисс Огава в ярости. Она собирается снова прийти в каждый дом, пока не найдет вора. В каждый дом. И в этот раз она не будет такой доброй.

— Но я…

Я тупо смотрела на запачканный помадой воротник Строберри. Он напомнил мне о крови, о попавших в ловушки животных, о лисах, которые в охотничий сезон со стоном подходили к дому моих родителей. Думала о руке с часами, торчавшей из автомобильного багажника. Принялась растирать предплечья, чувствуя, как по ним бегают мурашки.

— Я не могу уехать из Токио. Не могу. Вы не понимаете…

— Строберри говорит: уезжай из Токио. Ты уволена. Слышишь? Уволена. Не возвращайся.

Она вынула из кармана пачку денег и, взявшись за нее указательным и средним пальцем, поднесла к моему носу.

— Это прощальный подарок от Строберри. Джейсону тоже дай.

Я потянулась за деньгами, но она сжала пачку.

— Грей-сан.

Она заглянула мне в глаза, и я увидела собственное лицо, отразившееся в небесно-голубых линзах. Строберри заговорила по-японски. В других обстоятельствах музыкальная речь звучала бы прекрасно.

— Поймешь по-японски?

— Да.

— Обещай мне, ладно? Пообещай, что однажды я получу от тебя письмо. Хорошее письмо, в котором ты напишешь, что счастлива. Напишешь, что ты в безопасности, в другой стране… — Она замолчала, изучая мою реакцию. — Обещаешь?

Я не ответила.

— Да, — сказала она, не спуская с меня внимательного взгляда, словно читая мои мысли. — Думаю, что обещаешь. — Разжала пальцы, удерживающие пачку, и открыла дверь. — Теперь иди. Уходи. Возьми пальто и уходи. И, Грей…

— Да?

— Не входи в стеклянный лифт. Лучше, если спустишься на обычном.

Нанкин, 20 декабря 1937

Пожар продолжался недолго. Небо окрасилось яростным, драконовским светом. Почти сразу пошел снег, ангельски чистый и всепрощающий. Он сонно падал на останки дома Лю Рунде. Я стоял на пепелище, чувствуя, как подкашиваются ноги, утирал слезы носовым платком. Огонь пожрал все на своем пути, оставил лишь черные остовы балок. Теперь, когда все бьио кончено, на месте ада остался маленький ровный огонек. Он горел на полу в центре дома.

В переулке было тихо. Взглянуть на обугленные останки пришел я один. Возможно, кроме нас с Шуджин, в Нанкине больше никого и не было.

Чувствовался запах керосина — Янь-ван, должно быть, облил дом, прежде чем поднес спичку. Но был здесь и другой запах — тот, что несколько дней стоял в округе и дразнил меня. Я узнал его, и у меня заныло сердце. Вытер слезы и осторожно обошел дом. Должно быть, семья Лю осталась здесь, подумал я. Если бы им удалось бежать, они пришли бы к нам. Должно быть, оказались в ловушке. Янь-ван об этом позаботился.

Над домом поднялся дым, закрыв на короткое время окрестности. Когда он рассеялся, я их увидел. Останки напоминали два дерева после лесного пожара. Они так обгорели, что узнаваемых черт было не видно — лишь два обугленных силуэта. Они стояли в маленькой прихожей рядом с черным входом. По всей видимости, пытались бежать. Один силуэт был большой, другой — маленький. Мне не понадобилось присматриваться, чтобы понять, что это Лю и его сын. Я узнал пуговицы на обугленной куртке. Жены Лю здесь не было, наверное, Янь-ван увел ее для других целей.