Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет! — Миха пытается остановить Икса. — Сам снимай! — Его голос захлебывается, и он кидается к борцу.
Дальше все происходит очень скоро, словно время замедляется.
Борец сделал молниеносный выпад и мягко, раскрытой ладонью оттолкнул Миху в лоб. Но тому хватило — он отлетел назад и повалился рядом со своей сумкой. Коренастый товарищ борца повел себя более жестко: он по кошачьи мягко подпрыгнул к Иксу (Джонсон никогда не видел, чтобы люди двигались так быстро: только что он сидел, и вот уже он рядом с Иксом), и нанес ему снизу в челюсть сокрушительный удар. Икс перевернулся в воздухе, упал в траву, ударившись головой о корень чинары, и затих.
— Ты что, сдурел? — борец с изумлением смотрит на своего товарища. — Они ж дети!
Время вернулось, картинка задвигалась.
— Сволочи! — закричал Джонсон и бросился на коренастого. Тот поймал его одной вытянутой рукой, занес кулак и смачно сплюнул в траву:
— Что, борзой, тебе еще дать? Добавить?!
И тут они все услышали голос Михи:
— Оставь-ка его в покое.
И коренастому не понравилась в его голосе эта прохладная, убийственно-спокойная решимость.
— Оставь, сука, и сядь на место, если хочешь жить!
Коренастый повернул голову, посаженную на короткую мощную шею, и увидел то, что уже видел капитан сборной.
Миха держал в руках поджигу и поднес к запалу горящую бензиновую зажигалку — пламя могло вот-вот облизать фитиль. Коренастый помолчал, потом недоверчиво усмехнулся:
— Что это за фитюлька?
— Ты же видишь, что не фитюлька! — возразил Миха. — Отпусти его.
Коренастый снова сплюнул и притянул Джонсона к себе. Однако борец коротко сказал ему:
— Сядь!
То, что это не «фитюлька», стало ясно всем. И дело даже не в том, с какой любовью и тщательностью Икс вырезал и отполировывал приклад, цевье и ложе, не в том, каким продуманным оказался механизм запала, дело было в стволе — прочной стали, которая сейчас холодной черной бездной смотрела на коренастого. Любой мог дать сто процентов, что обрезанную трубу не разорвет при первом же выстреле. Скорее всего, не разорвет и при втором; вполне вероятно, что из этой штуки вообще можно стрелять.
— Прекрати это, парень, — негромко, но внятно попросил борец. — Это не шутки.
— Уже нет, — согласился Миха и добавил. — Прекращу, когда вы прекратите.
Коренастый уже отпустил Джонсона, и тот подошел к Михе и встал рядом. Икс застонал, открыл глаза, сел — Миха быстро покосился на него. Икс замотал головой, видимо, не сразу вспомнив, что случилось, потом сообразил и в ужасе уставился на происходящее.
(Позже довольный Икс с гордостью говорил Джонсону, что не зря столько провозился с самодельным оружием.)
Борец раздумывал. Никто не проронил ни звука. Наконец он сказал:
— На плохую дорожку ты сегодня встал. — Он указал на поджигу. — Ты знаешь, что за такое бывает?
— Не гони! — дерзко возразил Миха. — Я несовершеннолетний, мне ничего не будет! И потом, ты же слышал, у нас троих нервный срыв. Крыша поехала, чердак протек, — и Миха вдруг удивленно хихикнул.
— Ты позорил меня в милиции, позоришь меня здесь, — борец развел руками в стороны. — Думаешь, я тебе спущу? Думаешь, если ты еще щенок, то все можно?
— Я вам не щенок, — сказал Миха, и его голос на мгновение дрогнул.
И тут вмешалась Таня:
— Я их вспомнила, — сообщила она на удивление будничным тоном. — Это те москвичи, что подглядывали за нами. — Она чуть ли не презрительно ухмыльнулась, но потом ее немного влажные глаза заблестели, их на мгновение заволокло что-то, покорное и завлекательное одновременно. — Так, может, в этом все дело? А? — В голос вернулась присущая ему низкая хрипотца. — Может, я тебе покажу сейчас кое-что?
Таня на секунду раздвинула ноги, и мальчики увидели ее кружевные трусики, но тут же она свела ноги вместе, поднялась и неспешно направилась к Михе, не сводя с него улыбающегося взгляда. И Миха, двенадцатилетний мальчик, которому еще только предстояло узнать, что означают такие улыбки, делает шаг назад. Он уже видел эту улыбку, на фотографии, когда та изменилась, видел в их первый визит в немецкий дом.
— Вернись на место! — попытался остановить ее борец, но Таня не подчинилась.
— Не будет же он стрелять в женщину, — произнесла она своим грудным голосом. — Ну, что ты, он всего лишь малыш, которому надо кое-что другое.
И тогда коренастый, по-своему прочитав ситуацию, вскочил на ноги. Он, видимо, решил подхватить и присвоить ускользающий авторитет своего капитана.
— Да он вообще не будет стрелять, щенок сопливый! — коренастый ринулся к Михе, словно пытаясь опередить Таню. — Кишка у него тонка, у сучьего потроха!
Миха успел разглядеть, как сузились зрачки коренастого и как плавно с другой стороны двигалась к нему Таня; успел вспомнить, каким коренастый оказался быстрым и беспощадным, и вдруг, на интуитивном уровне, осознал одну парадоксальную вещь: как ни странно, единственный человек, который смог бы их сейчас защитить, — вовсе не Таня, им был человек, своровавший их майку, борец, конфликт с которым Миха счел их личным делом. И подчиняясь вспышке этой мгновенной интуиции, Миха понял, как надо действовать. Он поднес пламя зажигалки к запалу, направив ствол на трехлитровую банку с сухим вином.
Выстрел оказался оглушительным; Таня истерично завизжала, коренастый остановился, как вкопанный. Он действительно буквально врос в землю. Банка сухого вина и часть фанерного стола превратились в пыль, словно по ним ударили кувалдой. Если б Миха стоял дальше, коренастого могло зацепить, но, к счастью, картечь ушла кучно, лишь разворотив стол. От сильной отдачи Миху чуть не опрокинуло, однако он тут же отбросил отстрелянное оружие и извлек из сумки вторую поджигу. Коренастого все же поцарапало осколками.
— У меня там целый арсенал, — сообщил Миха с незнакомым ему хладнокровием и вдруг заорал, срываясь в визгливого «петуха». — Суки! Я вас поубиваю, суки!
— А ну, всем сесть! — Голос борца был совершенно спокоен, никаких истерик. — Я же сказал, вернись на место, шалава! — грубо прикрикнул он на Таню, потом бросил взгляд на коренастого. — А ты чего вскочил? Упал на место!
У Джонсона дернулась щека. Он видел, что Миха на пределе, видел, как дрожит его рука, но зажигалка опять была у фитиля.
Борец повернул голову и посмотрел на Миху. Вот так и вышло — они стояли друг против друга. У Михи заложило уши, перед глазами вот-вот все поплывет.
— Ты сумасшедший? Псих? — то ли спросил, то ли констатировал борец.
Джонсон и Икс были смертельно бледны. Коренастый и третий, сидевший, как гипсовое изваяние, и не сказавший не слова, будто был немым, напуганы не меньше мальчиков. У Михи, наконец, прекратился звон в ушах, он услышал, как кричат потревоженные птицы.