дело — искать правых и виноватых. Он добросовестно вел дневник больного, записывая все его рассказы, и более того, используя на приемах диктофон. Так что вся картина душевной смуты несчастного Олега развернулась перед нами во врачебных записях, и о многом мы узнали будто бы от самого пациента, слыша его тихий, вежливый голос, который потом уверенно опознали и продавщица секс-шопа Олеся, и все без исключения потерпевшие.

Брата Олег нашел только в начале этого года. И все его надежды на счастливую маленькую семью растаяли, как дым. У Антона действительно были проблемы с развитием. С ним едва можно было общаться. Антон, внешне чрезвычайно похожий на старшего брата, красивый и статный, был идиотом с инвалидностью. Он жил при психоневрологическом интернате в Волховском районе и искренне обрадовался, когда приехал брат, но ровным счетом ничего не понял. Олег пытался рассказать ему о детстве, но в бессмысленных глазах Антона ничего не отражалось. Олег все равно много говорил с ним, пытаясь пробудить хотя бы искорку осмысленного отношения к тому, что он говорил. И пробудил, но лучше б этого не случилось.

Антону, судя по всему, нравилось смотреть на брата, слушать его правильную речь, отдельные фрагменты которой нравились ему особенно. Он внимал историям про секс-шоп, про убийство их матери, про отрезанную голову женщины, и в бедной больной голове его то, что он услышал, складывалось в какие-то причудливые картинки.

Приехав в очередной раз к брату, Олег нашел его в котельной интерната. Брат был как-то нехорошо возбужден, приплясывал, хлопал в ладоши и показал Олегу лежащее на полу за толстой трубой обнаженное тело молоденькой девушки. Мертвые глаза выкатились из глазниц, знаменуя высшую степень ужаса, губа была прокушена, на внутренней стороне голых бедер запеклись тонкие струйки крови. Антон, радуясь, как ребенок, показал Олегу, что он сделал с девушкой, такой же обитательницей интерната, как и он сам.

Только-только обретя брата, Олег не мог позволить кому-то забрать у него Антона. Поискав подходящий инструмент, Олег отрубил жертве голову, они упаковали труп в принесенное Антоном из своей комнаты покрывало и донесли до машины. Труп сброшен был в реку Волхов. На этот раз Олег не стал ждать, пока труп утонет или его отнесет течением. Голову он опять сжег в костре и забросал костер ветками и снегом, не сошедшим еще в лесу к апрелю. Главное было — отвести подозрения от брата.

Приехав через неделю, он услышал от обитателей интерната, что пропала восемнадцатилетняя девушка-воспитанница. Наверное, ушла в город, говорили сотрудники интерната, и загуляла. О ее исчезновении даже не сообщили в милицию, поскольку продолжали получать ее паек и денежное содержание.

Прошла еще неделя, и Олега вновь ждал сюрприз: в той же котельной Антон припрятал новый труп, такой же по возрасту девочки, что и в прошлый раз. Но урок, преподанный старшим братом, не прошел для него даром: он уже успел отрубить трупу голову и теперь ждал от брата похвалы. Олег даже не стал интересоваться, кто эта девушка. Труп в узле из простыни вывезли в лес и прикопали под снегом и ветками.

Вот после этого Олег понял, что брата нельзя оставлять ни на минуту. Он договорился с интернатом. Дал немного денег и увез Антона к себе. Два дня они прожили, словно в Олеговых мечтах: младший брат ластился к нему, улыбался, прижимался к Олегу, а тот баюкал его, как маленького, кормил с ложечки, тихим голосом рассказывал ему сказки. А на третий день с братом случился припадок. Антон катался по полу, страшно выл, бросался на Олега, и из его бессвязных выкриков Олег понял, что тот хочет женщину. Олег привел проститутку, разбитную бабенку, которой было все равно, псих или нет ее клиент, она только денег спросила как за секс с извращением.

Но Антону она категорически не понравилась, он повел себя с ней уж слишком грубо, и та сбежала, даже не взяв денег и бросив под кроватью свои снятые было колготки.

Антон хотел молоденькую, юную девочку, и даже показал Олегу, какую именно, увидев девчушку-подростка в окно. Состояние его ухудшалось. Везти его обратно в интернат Олег даже не думал: он столько времени его искал, и так тесно они были теперь повязаны, что сейчас разлучиться им было невозможно. По той же самой причине он не хотел показать Антона даже своему доктору: того заберут в больницу, и больше он брата никогда не увидит. Он и сам перестал ходить к врачу; только по привычке, лишившись возможности рассказать все это психиатру, стал скрупулезно записывать каждый свой шаг.

Он взял отпуск на работе. Ему страшно хотелось вылечить брата, но он не знал, как подступиться. А приступы все повторялись, и Олег впал в отчаяние. Из глубин его сознания вдруг всплыло детское воспоминание о том, как отец брал его на «дело». Хоть он сам не ходил в квартиры, где совершались преступления, но теперь, вспоминая обрывки разговоров отца с Мамонтом и своей матери с оперативником, он понимал, что творил его отец с девочками, оставляя его на лестнице. Теперь и его сознание стало мутиться, временами он приходил в себя и со страхом осознавал, что не знает, где он и что делал за пять минут до этого. Им теперь владела только одна мысль: надо спасать брата, надо сделать так, чтобы ему было хорошо. И он решился. И все продумал: если поймать девочку на улице и привести ее домой, она обязательно расскажет кому-нибудь про это и наведет на них. А убивать он никого больше не хотел. Значит, надо им самим приходить в квартиры к девочкам.

Только когда он выбирал первую жертву, перед его глазами все время стояли синие буквы «МЕХАН», сломавшие ему жизнь. Может быть, кто-то поймет, как ему плохо, придет и закончит этот кошмар? Он так и написал в своем дневнике: «Может быть, кто-то придет…» Но тому, кто придет, надо было дать знать, кого спасать. Он придумал, что будет приводить брата в дома, расположенные на улицах, названия которых в конце концов сложатся в слово МЕХАН. И тогда кто-нибудь обязательно придет.

Он заходил в квартиры, оставляя брата на лестнице выше этажом. Связывал девочку, завязывал ей глаза и бежал за братом. Наблюдая за ним, он узнал, что брат, так же как и он, не может совершить полноценный половой акт, а просто ложится на девочку, двигается и достигает разрядки. От этого он стал любить брата еще больше.

Наконец первые буквы названий улиц образовали