– Правила изменились, Рихтер. Мой ферзь посреди доски, вам – вечный шах. Объяснять не стану, сами все понимаете.

Лонжа пожал плечами.

– Хотите, чтобы похвалил? Не за что, господин Домучик. Провокация самая примитивная, вы даже оружие трупам не подбросили. В Вайсрутении все было куда серьезнее.

Бывший нарядчик негромко рассмеялся.

– Значит, не поняли. Да в том-то и штука! Теперь я могу выкрутить из этих трупов что угодно. Прикажет начальство – и будет всегерманский заговор с попыткой вооруженного захвата крепости, как сигнал к мятежу. Не прикажет, оформлю хулиганскую выходку пьяных самовольщиков, которым хватило дури спорить с караульным. А главное, предотвращена аналогичная инициатива рейхсфюрера. Поджога Рейхстага не будет, мы его уже потушили. Два заговора в одной крепости – в такое никто не поверит.

Поправил окуляры, улыбнулся.

– Но вы все-таки, Рихтер, рассчитывайте на первый вариант. Заговорщики налицо, со всего Рейха собирали. А вот кем будете вы в этой компании – вопрос. И ответ на него зависит от двух человек – от меня и от вас.

Лонжа поморщился.

– Скучный вы человек, господин Домучик. И какой-то очень предсказуемый.

Внезапно черная птица появилась вновь. Пронеслась почти над самыми головами, крикнула, вновь взмыла в небо…

* * *

– Рихтер! Мне нужна связь с окружением Августа Виттельсбаха. Прямой контакт! В Цоссене кое-кто всерьез думает использовать короля в нынешних политических играх, и я хочу в этом участвовать. Не из тщеславия, просто без меня все покатится. В этом раскладе требуется профессионал. Объясните своим подельщикам, что только мы, люди из Абвера, можем помочь освободить Виттельсбаха. Но – на определенных условиях.

– Королю не ставят условий.

– Рихтер! Неужели вы и в самом деле искренний монархист? В таком случае условие поставлю лично вам. Или вы будете заниматься политикой, как и положено королевскому представителю, или вами займется трибунал со всеми вытекающими. А если что-то по вашей вине не получится, вас просто пристрелят, как совершенно лишнего свидетеля. Этим предложением я не оскорбил ваши чувства верноподданного?

– Не оскорбили, господин Домучик. Просто я в очередной раз убедился, что предать короля и предать самого себя – одно и то же.

* * *

Ночью не спалось, и скучающие выводные уважили – выпустили побродить по тюремному коридору. От ступенек, ведущих к двери на улицу до глухой торцевой стены – шестьдесят два шага. Неяркий свет электрических ламп, запертые двери, маленькие зарешеченные окошки, сырой кирпичный пол. Неспешно, считая шаги, от одной двери к другой, от окошка к окошку… Доступный мир был мал, тесен и конечен.

Шаг, шаг, еще шаг… Пятый, шестой… двадцать первый…

Смерть, давняя спутница, неслышно скользила рядом, держа его локоть, и Лонжа мельком пожалел надоедливую старуху. Суетится, грозит, сердится, путается под ногами.

А все равно – не дождется!

2

Когда погнали через двор, Локи бросил привычный взгляд на шеренгу «полосатиков», недвижно застывших перед мрачного вида верзилой с «мертвой головой» на фуражке, и от неожиданности едва не упал. Споткнулся, с трудом на ногах устояв, потом, все еще не веря, взглянул еще раз. Оглянулся, чуть не вывернув шею.

Слоники!

Вместо лиц – зеленые пучеглазые рыла с длинными ребристыми хоботами. На поясе – ремень, на ремне суконный подсумок. Все вместе сложить, страшновато выходит. Были людьми – чудищами стали.

– Терпеть, терпеть! – донеслось сзади. – Кто маску снимет, сразу в карцер на три дня.

Потом, конечно, сообразил, что к чему. О противогазах ему рассказали еще вчера, сначала неведомый «полосатик» в административном корпусе, где шваброй орудовать довелось, а потом и господин Зеппеле, уже с подробностями. Привезли их из Горгау, с тамошнего склада, чуть ли не целый грузовик разгрузили. Только старые они, с Великой войны. Которые поновее, саперы уже эвакуировать успели.

– Равняйсь! Смир-р-рно! Нале-во! Масок не снимать! Шаго-о-ом…

Противогазы удивили, но не слишком. Про снаряды в крепости знал каждый, значит, и в самом деле грузить придется. Радоваться нечему. Если прежде Локи надеялся в пустом кабинете за книжкой отсидеться, то теперь даже не знал, что и думать. Может, пронесет, а, может, он тем, которые в противогазах, еще завидовать станет.

Два дня Хорст честно подметал и мыл кабинеты. Кончилось раздолье! И заступиться некому, потому как Глист исчез. Был и нет, словно на свет не рождался. Спрашивать Локи поостерегся, но вчера после отбоя тот же господин Зеппеле слушок передал. Будто бы застрелился в форте офицер, но не здешний, командированный. Почему, неведомо, тело сразу же увезли, а расследование даже не начинали.

Хорст хотел переспросить, но понял, что не может. Язык заледенел, а вместе с языком и он сам. Вот так взял, значит, и застрелился…

«Сегодня же, ваше величество».

Потом отпустило, но не до конца. Локи лежал на нарах, тихий, словно мышь под веником, и только моргал, пытаясь мысли утрясти. С одной стороны страшно, был человек и стрельнулся. С другой, тоже страшно, но уже не так. Не таким был господин Виклих, чтобы оплакивать долго. Помер и ладно, но если со стороны взглянуть и от страха не трястись, что же это выходит?

А выходит то, что это он, Хорст Локенштейн, унтерштурмфюрера приговорил. Сам судил, сам приговор вынес… То есть даже не он, а сам король Август – волею своей королевской. Словно в средние века при кайзере Барбароссе. Принесите, мол, мне голову врага моего – и принесли, не замешкались.

Страшно стало Хорсту, пострашнее даже чем в смертном подвале. Воры кровью не мараются, брезгуют. А он взял – и человека убил. Пусть и не совсем человека… Потом и Арман-дурачина вспомнился. Выходит, отомстил король, сам о том не ведая, за своего бывшего друга?

К утру, к серому предрассветному сумраку, отбоялся. Холод куда-то пропал, даже игла, вечная мучительница, спряталась. Решил, что справедливо вышло. Глист и его начальство не с тем шутить вздумали. К венцу королевскому кому попало прикасаться не след. Мал был чином унтерштурмфюрер, не на свой кус рот раззявил. А его, Локи, дело протокольное, всего лишь по команде доложил.

Вот только что теперь будет? В «зипо» у Гиммлера унтерштурмфюреров много.

Пока же, с Локи словно шапку-невидимку сняли. Консервами не кормили, не давали книг в ярких обложках, зато пару раз от души угостили «пластырем» – дубинкой поперек хребта. Хорст едва не обрадовался, хоть вроде бы не с чего. Вдруг и в самом деле забудут? Может, в «зипо» иных дел хватает? А без присмотра в тюрьме много чего придумать можно, только бы не мешали.

– Ста-а-ановись! Равняйсь! Смирно! Ма-а-арш!..

Обошлось без противогазов, со швабрами в Горгау погнали. А в крепости на плацу – крытые грузовики в несколько рядов. По какому случаю здесь, ясно. Так между грузовиками и шли.