Арлекины закрутились вокруг него, изящно перепрыгивая через его удары и отрезая куски от трепещущей плоти. Эльдарские псайкеры между тем встали в круг позади них, и воздух запах электричеством и чем-то кислым, когда они изящными движениями подняли свои мечи и копья и принялись описывать в сгущающемся воздухе странные блестящие узоры. Время от времени кто-нибудь из них оборачивался так быстро, что одеяние подбрасывало вверх, и атаковал космодесантника-ренегата, подобравшегося слишком близко. Но потом они всегда возвращались в круг.

Мутировавшее тело Блистательного задымилось. Под растягивающейся плотью завертелись странные огоньки, а крики изменились. В них больше не было раздражения, а было что-то другое… Страх. Чистейший ужас, какой Олеандр слушал с превеликим удовольствием. Арлекины начали отступать: сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, пока Блистательный не остался в круге один.

Колдуны одновременно подняли мечи и единым движением вонзили их в Блистательного. Он закричал, и его тело начало распадаться. Пока он метался, насаженный на ксеносские клинки, его сущность стремительно перемещалась вверх, словно стремясь к холодно светящимся звездам. Скрученные кости развалились на осколки и по спирали полетели вверх на колдовском ветру, а демоническая плоть обратилась в дым.

А затем раздался хлопок вытесненного воздуха, и Блистательный Король в Радостном Отдохновении исчез.

Гулос зарычал и бросился на Олеандра. Тот попятился, но Гулос был быстрее, и он был зол. Олеандр попытался оттеснить его назад, как раньше, однако Гулос схватился за его меч, опустил тот к земле и ударил по нему ногой, расколов металл. В руке Олеандра остался только короткий обломок.

— Ты все равно никогда не умел с ним обращаться, — заявил Гулос.

Олеандр едва не споткнулся, пытаясь отступить за диапазон клинков своего противника. Гулос победно заревел и ударил, но Олеандр пригнулся и вонзил обломок меча ему в горло — прямо туда, где броня была тоньше всего. Узник Радости пораженно выкатил глаза. Олеандр вогнал зазубренный обломок поглубже, а когда почувствовал, что тот уперся в кость, отломил рукоять. Гулос выронил мечи и отшатнулся, тщетно скребя пальцами по обломку металла в горле.

— Маленький апотекарский фокус. Благодаря ему рана остается открытой. В обычном случае твой орган Ларрамана не дал бы тебе истечь кровью, но металл мешает образованию рубцовой ткани.

Гулос упал на колено. Мокрые от крови пальцы ухватились за край клинка, пытаясь его вытащить. Он не сводил глаз с Олеандра, но огонь в них уже угасал. Олеандр приставил карнифекс нартециума к виску Узника Радости.

— А вот тебе еще один фокус. Покойся с удовольствием, Гулос.

Адамантиевый штырь с шипением вылетел вперед, и огонь угас навсегда. Гулос повалился набок. Олеандра охватила приятная дрожь.

— Это было восхитительно! Я даже не представлял, что будет так хорошо.

Он отшвырнул в сторону рукоять сломанного меча и подобрал один из клинков Гулоса. Древняя реликвия вибрировала от скрытой в ней силы, и эта вибрация доходила до самых костей. Он один раз взмахнул на пробу.

— Это меч Гулоса, — заметил Мерикс. За все время боя он и мускулом не шевельнул, доказав, что вовсе не так глуп, как все думают.

— Уверен: он не будет возражать, — ответил Олеандр, — К тому же я собираюсь носить его только до тех пор, пока не найду что-нибудь более подходящее, — Затем он приставил острие к горлу Мерикса, — А ты?

Мерикс помолчал.

— У меня уже есть клинок, — сказал он наконец.

— Я так и думал, — ответил Олеандр, осматривая площадь, — Хватай, что можешь. Пора отступать. Эльдары перегруппировываются. Я слышу, как воют их двигатели на том, что тут вместо ветра. А для последнего боя нужно место поторжественнее.

— Мы отрезаны от стыковочной башни. Возвращаемся через галерею, — приказал Байл, пытаясь перекричать вой двигателей, злобный рев болт-автоматов и заунывное пение сюрикеновых катапульт. Он пнул одного эльдара, скинув его с мостика. Оранжевая фигура исчезла в дыму, который поднимался снизу. Байл обернулся, поднимая посох. Сюрикены забили в грудь колючим дождем, едва не сбив с ног. Плащ принял на себя большую часть выстрелов, и обрывки повисли среди лезвий, торчащих из нагрудника.

Все еще находясь в неустойчивом положении, он выстрелил. Один эльдар дернулся и упал, выронив оружие. Байл зашипел и ударил его посохом по голове, проломив и шлем, и хрупкий череп под ним. Сквозь грохот битвы прорывался другой звук — сначала едва слышный, но с каждой секундой он становился все громче. Он проникал на все вокс-частоты, постепенно заглушая все. Звук вызывал ассоциации с мечом, который медленно затачивали до убийственной остроты.

Он знал, что это за звук. Боевая песня какофонов, только усиленная и многократно задублированная. Байлу подумалось, что именно это имел в виду Рамос, когда они разговаривали на «Кваржазате». Тот тогда сказал, что их песня сотрясет основы мироздания. Байл не знал, что именно они планируют, но подозревал, что к началу представления лучше отсюда убраться.

Эльдарские стражи стремительно наступали сквозь дым, заполонивший галерею, и стреляли на ходу. Байл с остальными оказался под огнем, как только они вышли из купола. И не только от стражей. За галереей носились реактивные мотоциклы, поливая отступающих ренегатов сюрикенами. Двигались они так быстро, что даже его боевые сервиторы не успевали отвечать. От массивных механоидов остались только дымящиеся груды металла.

Одного из воинов Савоны мотоциклы поймали на открытом пространстве, и он упал, истекая кровью из тысячи ран. Умирая, он смеялся и восторженно дергался.

Выжившие Дети Императора бросились в атаку, едва увидели новых врагов, и, добравшись до них в центре галереи, кинулись на ксеносов, как бешеные псы.

Савона танцевала в центре боя, ломая молотом кости и сминая броню. Ксеносы превосходили их числом почти вшестеро, но Детей Императора это мало волновало. Ножи и мечи успешно собирали кровавую дань.

Когда реактивные мотоциклы над ними на головокружительной скорости описали вираж, разворачиваясь для нового захода, Саккара с решительным видом вышел вперед. Демоны, выпущенные из склянок, кружились вокруг него, как чудовищная аура, и щелкали призрачными челюстями. Он раскинул руки в стороны и выплюнул одно слово. Температура упала, в воздухе запахло чем-то маслянистым, и отпущенные нерожденные с радостным воем понеслись к приближающимся мотоциклам.

Когда первый мотоцикл взорвался, Байл обернулся и вновь бросил взгляд на рощу с кристаллическими провидцами. Несмотря на суматоху, ему удалось собрать пробы с деревьев и несколько камней душ, украшавших стены купола. Но этого было мало. Он помедлил. Возможно…

— Главный апотекарий, пора уходить, — сказал Арриан.

— Да, конечно, — ответил Байл. Эльдары отступали вниз по галерее, оставляя за собой трупы товарищей. Дети Императора не стали их преследовать: развлечься можно было и с мертвыми. Савона пыталась вытащить из брони одного камень души, когда Байл сказал: