А он узнал. Лорд Бэйлор и есть Фикса.

Маркус был в отчаянии, ему хотелось рвать на себе волосы. Но он продолжал стоять неподвижно, молча взвешивая варианты. Он мог прямо сейчас положить всему конец. Перепрыгнуть через кусты, встретиться с Фиксой лицом к лицу и покончить со всем одним махом. Даже несмотря на присутствие Херди, он наверняка справился бы с ними обоими. На его стороне – фактор неожиданности.

Останавливало одно. Фантина.

Она продолжала сидеть рядом с ним, молчаливый наблюдатель, несомненно пытающийся узнать голос Фиксы. Голос казался ей знакомым, но она не понимала, кому он принадлежит. В конце концов, Бэйлор при ней старался быть обворожительным, а здесь отбросил всю сдержанность и тактичность.

Не важно. Маркус не мог позволить ей сейчас вмешаться. Если Херди узнает, что она его предала, если поймет, что настоящей ее целью было схватить Фиксу, за ее жизнь никто не даст и гроша. Ей нигде не спрятаться от Херди и его головорезов.

И даже если им каким-то образом удастся доказать Херди, что она не виновата в происходящем, им нельзя забывать о том, что они находятся в общественном месте. Ссора явно привлечет внимание, особенно если Фиксу арестуют. А если в центре скандала окажется Фантина, ее репутация будет подмочена.

Он знал, что самой Фантине на это наплевать, но ему-то – нет. Ее жизнь и репутация были невероятно важны для него, даже если в конечном счете она выйдет замуж за Томпсона. Он не позволит ей растрачивать себя впустую.

Даже ценой жизни Уилберфорса.

Поэтому он продолжал молчать, придерживая ее за руку, чтобы она в спешке не совершила глупость. Фантина попыталась высвободить свою руку, но Маркус ее не отпустил, а шум поднимать она не рискнула.

Через несколько секунд Херди с Фиксой разошлись. Маркус слышал их тяжелые шаги.

– Черт побери, Маркус! – прошипела Фантина. – Отпусти меня! Я могу проследить…

– Нет. Мы должны возвращаться домой.

– Не будь смешон. – Она попыталась встать, но он ее удержал. – Я должна выяснить…

– Мы обязаны сделать так, чтобы Уилберфорс завтра в час не попал в Уайт-холл.

Фантина глубоко вздохнула, явно пытаясь взять себя в руки.

– Конечно, но…

– Слишком поздно преследовать Фиксу.

Неожиданно она выдернула руку и встала. Он тоже поспешно вскочил, но она осталась стоять. Молча привстала на носочки и выглянула поверх кустов. Через пару минут она сникла, признав поражение.

– Я могла бы за ним проследить.

Он покачал головой.

– Только не в таком виде. Это вызвало бы ненужные комментарии и спугнуло бы Фиксу.

Она посмотрела на свое платье и только сейчас поняла, насколько оно грязное. В дополнение к огромной дыре, через которую проглядывала правая нога, лиф разошелся на груди. Пока все было прикрыто, но одного неосторожного движения или порыва ветра было бы достаточно, чтобы платье упало к ее ногам. А сейчас в мерцающем лунном свете ее кремово-белая кожа казалась просто восхитительной.

– Маркус! Перестань таращиться!

К своему изумлению, он заметил, как краска стыда стала заливать ее грудь, шею, щеки.

– Вот уж не думал, что ты такая скромница.

– Я не скромница. Но от твоего откровенного взгляда любой женщине стало бы не по себе.

Маркус поднял голову, пытаясь в лунном сиянии разглядеть черты ее лица. Она немного отвернулась, но рот был приоткрыт от возбуждения.

Он едва смог сдержать ликование. Он ее волнует! Одного страстного взгляда хватило, чтобы она начала заметно нервничать.

Он протянул руку, благоговейно коснулся ее подбородка. Их взгляды встретились, и на мгновение она напомнила ему олениху – такую же беззащитную и бесконечно прекрасную.

– Мы поймаем Фиксу завтра, – мягко сказал он. – До завтра ничего не случится. А пока ты – моя главная забота. Поехали домой.

Фантина кивнула, не сводя с него взгляда, – глаза широко распахнуты, губы такие манящие.

– Домой? – задохнулась она, ее глаза округлились еще больше. – Домой! Черт, леди Анна убьет меня. Только посмотри на мое платье.

Он улыбнулся, глядя на ее испуганное лицо. Эта женщина только что дралась голыми руками с головорезами, преследовала убийцу, раскрыла, сама того не понимая, все дело. А сейчас боится упреков его матери?

– Ерунда, – ласково произнес он. – Я отвезу тебя к себе. Ты умоешься и переоденешься – я пошлю Лотти записку. Так ты, по крайней мере, не предстанешь перед ними в таком непотребном виде.

Фантина нахмурилась.

– А им не покажется это странным?

Маркус пожал плечами.

– Разумеется, покажется, но Лотти уже привыкла, я уверен. А что касается матушки, то она отреагирует сдержанно и станет распекать меня.

– Не хотелось бы, – с опаской ответила она.

– Переживешь, – усмехнулся он. – Посмотри на меня.

Фантина была вынуждена молча покинуть бал. Она прекрасно понимала: если кто-нибудь увидит ее в подобном одеянии, уже через час ее репутации конец. Еще пару недель назад она не стала бы обращать на это никакого внимания. В конце концов, какой ей прок в незапятнанной репутации? Женщина может передвигаться гораздо свободнее, когда ее считают проституткой. Откровенно говоря, именно поэтому она выбрала роль Фанни.

Но для Фантины впервые стала важна ее репутация. Ей хотелось быть чистой и непорочной, если не для себя самой, то хотя бы для Лотти и леди Анны, не говоря уже о Маркусе. Они вывели ее в свет. Любой ее проступок отразится не только на ней, но и на них тоже.

Поэтому она кивнула Маркусу, позволяя ему увлечь себя через кусты за угол дома. Они никого не встретили, постоянно держались в тени, избегали людных мест, пока не оказались у кареты Маркуса.

Он втолкнул ее внутрь, плотно закрыл дверь, не дав ей даже дух перевести, и тщательно зашторил окна, как будто натянул на них завесу тайны.

– Моя репутация спасена? – с тревогой спросила Фантина.

– Да, – ответил он, когда экипаж тронулся. – Если только ты никому не попадешься на глаза, пока не будешь должным образом одета. Разорванное и грязное платье не спрячешь.

– А если бы я была чистой и прилично одетой?

– В таком случае мама с Лотти сделают вид, что все так, как и должно происходить. Вероятно, мне следует послать Лотти записку. Она могла бы отвезти тебя домой.

Фантина прикусила губу, вспоминая события сегодняшнего вечера. Ее изнутри раздирало чувство вины за то, что она подвергла такому серьезному риску Уилберфорса. Если бы она сегодня не явилась на бал, член парламента, скорее всего, был бы давно мертв. А вина лежала бы на ней. Она совершенно не занималась расследованием, хотя, положа руку на сердце, понятия не имела, что ей следовало делать.