Жрец бросил на ведуна удивленный взгляд, потом с улыбкой покачал головой.

— Вот уж не знал, что ведунам не чуждо сострадание!

— Чуждо, — сокрушенно вздохнул ведун. — Это не сострадание, это… долг.

— Долг — перед кем? — насмешливо уточнил Инциус. — Перед людьми, Богами, Хранителями? Перед самим собой?

— Нет… — ведун задумчиво качнул головой. — Перед воеводой вашим.

Во взгляде жреца промелькнуло удивление. По тону ведуна нельзя было судить с уверенностью, шутит он или говорит серьезно.

— Скажи, ведун, — жрец нерешительно подергал себя за бороду. — А все-таки, не могли мы с тобой встречаться раньше?

— Все может быть, — равнодушно ответил ведун. — Мир тесен.

— Да… — Инциус рассеянно покивал. — Так ты подумал над моим предложением?

— Над каким?

— Не строй из себя дурачка, ведун! — Инциус раздраженно взмахнул рукой и тут же досадливо поморщился. — Прости. В последнее время я будто сам не свой.

— Ничего, — кивнул ведун. — Я понимаю, вам всем тут сейчас не сладко. Что до твоего предложения… Ответ не изменился. Это решаю не я, а Хранители.

— Да будет тебе, — отмахнулся Инциус. — А то я не знаю, что сделают с тобой Хранители, если ты пойдешь против их воли! Ровным счетом ничего! Оставь это дело, ведун. Откажись. Дай мне время, чтобы попробовать еще раз. Может быть, на этот раз мне удастся убедить ваш Круг!

— Нет, Инциус, — твердо ответил ведун. — Я не могу отказаться.

— Но почему? — в голосе жреца зазвучало отчаяние. — Что тебя останавливает? Если милость князя тебе безразлична, деньги не нужны, а честь и долг для тебя только пустые слова?

— Нет, жрец, — ведун остановился. — И я знаю, что такое долг. Но если я кому-то что-то и должен, то только самому себе. Зато уж от этого долга я не отступлюсь ни за что.

Ведун развернулся и быстрым шагом пошел дальше. А жрец остался стоять на месте, глядя ему вслед ничего не выражающим взглядом.

Стражники у ворот уже привыкли к тому, что ведун приходил в замок главным образом лишь перед рассветом и на закате, и пробыв совсем немного в своей комнате, снова уходил за ворота.

Вот и сейчас, сбежав от жреца, ведун снова — в который уже раз! — направился в деревню. Зачем он туда шел, ему и самому было до конца не ясно. За последние три дня он успел исходить невеликое поселение последних подручников Рольфа вдоль и поперек и «обнюхать» каждый дом со всей возможной тщательностью, но оборотня так и не обнаружил. Даже туманного намека на слабенький след не почуял! Не единожды проверенное в деле чутье ведуна на это раз почему-то молчало. По крайней мере сам он объяснял себе сложившуюся ситуацию именно так. Во всяком случае, до последней ночи…

Теперь же, заглянув поглубже в собственную душу, он обнаружил, что на самом деле все обстоит несколько иначе.

Чутье не молчало, просто в этот раз ведуну отчего-то не хотелось слушать его подсказки. И если бы он был с самого начала честен с самим собой, то давно уже признал бы, что никто из деревенских оборотнем не был.

И все же оборотень был из местных. Чужака, если б даже кому-то взбрело в голову забраться в такую глушь, ведун отыскал бы уже давно. Чужак не смог бы так исправно заметать следы.

Что оставалось? Оставался замок…

Но и здесь все было не так просто. Близкое соседство со жрецом пятой ступени мешало ведуну проявить свои способности в полную силу. Ведун был далек от мысли, что жрец намеренно чинит ему препятствия. Просто…

Слишком уж разные Силы вели их по жизни. Жрец в его присутствии наверняка тоже чувствовал себя не очень уютно.

Сейчас, разобравшись немного в себе, ведун отдавал себе отчет в том, что, находясь в замке, всегда чувствовал близкое присутствие нежити. Однако чувство это было слишком уж смутным и нечетким, и указать на оборотня пальцем он не смог бы при всем желании. В этом, впрочем, не было ничего слишком уж необычного. Ведуны доверяли своей интуиции, но никогда не полагались на нее полностью. Редко — очень редко! — но ошибки случались даже при самых ясных и четких ощущениях и у самых опытных охотников. Поэтому ведуны, в отличие от жрецов не желавшие рисковать, всегда ждали превращения, чтобы действовать наверняка. Конечно, ждать, опираясь на ясную подсказку шестого чувства, было куда как приятнее, но выбирать не приходилось…

Ощущение неясности, скрытой опасности, угрозы, которую невозможно было угадать и упредить, наполняло душу ведуна хорошо знакомым чувством смутного беспокойства и бессильной тревоги. Это чувство гнало ведуна прочь из замка. Он не сопротивлялся, по опыту зная, что это бессмысленно и бесполезно: от его сопротивления тревога и беспокойство могли лишь окрепнуть и усилиться, но никак не наоборот. Все, что от него сейчас требовалось — это выждать, не нарушая естественного хода событий. Его встреча с оборотнем была предопределена, нужно было только дождаться ее, перетерпев собственную слабость.

А терпеть ведун умел как никто другой. Благо было не впервой.

Только вот…

Почему-то в этот раз терпеть было труднее, чем всегда. Ясно осознавая это, ведун тем не менее никак не мог понять, в чем тут дело. И против своей воли все чаще обращался мыслями к словам Инциуса. Может, и впрямь была в этих словах какая-то доля правды, и оборотень, которого ему предстояло убить в этот раз, был… не совсем таким, как все, убитые им до этого? И именно неосознанное ощущение правоты жреца и было истинным источником его беспокойства?

Но если так, почему Наставник ничего ему не сказал? Почему промолчали Хранители? Могло ли случиться так, что жрецу было ведомо нечто, не ведомое им? Ведун в это не верил, тем более, что со слов Инциуса он понял, что жрец и не думал делать из своего знания тайну. Скорее наоборот.

Так в чем же было дело?

Ведун этого не понимал, но в этом непонимании не было, в общем-то, ничего плохого. Воля Хранителей была до конца понятна лишь самим Хранителям.

Ведун к этому привык. Его учили, что осознанное непонимание всегда лучше придуманного, высосанного из пальца ответа.

Во всех случаях, кроме одного: когда это непонимание порождает сомнения в том, что ты должен делать. И, похоже, сейчас у ведуна — едва ли не впервые в жизни, — был как раз такой случай.

Не понимая причины, он чувствовал, что начинает сомневаться в правоте Хранителей и в правильности собственных действий. И вот уж это совсем никуда не годилось!

И совсем не потому, что воля Круга Хранителей была для членов ведовского братства непреложным законом. В этом Инциус был прав. Нарушь ведун волю Хранителей, сделай что-то им наперекор, и он не то что не был бы никак наказан, но даже и единого слова упрека от них не услышал бы.

Каждый отвечает только за себя и только перед собой. Таков был единственный Закон, который ведуны признавали непреложным.