— Ну да.

— Здесь то же самое. Только это делается намеренно. Средневековые писцы нередко твердым пером разлиновывали страницы. А некоторые из них с помощью этого метода делали скрытые записи.

— И что же здесь написано?

Эмили медленно прочла слова, ведя по ним лучом фонарика. Жером смотрел на нее со смешанным выражением ярости и завистливого уважения.

— «Occultum in sermonibus regnum Israel». — Она подняла взгляд. — Это означает: «То, что скрыто в записях царей Израилевых».

— И что это означает?

— Это продолжение предыдущей строки. Он — мастер Франциск, иллюстратор, — сделал и еще одну книгу животных, используя новую форму письма, и книга эта скрыта в записях царей Израилевых.

В висках у Ника стучало.

— Отлично. Понимаете, меня удивляет, что им понадобилось это скрывать. Бессмыслица какая-то. Джиллиан никак не могла это обнаружить.

— А я думаю, что обнаружила.

Эмили от усталости говорила так тихо, что Нику пришлось напрягаться, чтобы услышать ее. Она сказала еще раз:

— Я думаю, она обнаружила это. «Записи царей Израилевых» — это потерянная книга Библии.

Она посмотрела, как они отреагируют. Ник пребывал в недоумении. Брат Жером не скрывал странного раздражения.

— Я ведь права?

Жером молча теребил кромку своего халата.

— Я видела это в той книге в Национальной библиотеке. «Потерянные книги Библии». — Она показала на открытый бестиарий на столе. — Джиллиан брала эту книгу в тот самый день, когда обнаружила вот это. Я абсолютно уверена, что она видела эту надпись. Но что нам это дает…

— Что вы имеете в виду, говоря о потерянной книге Библии? — спросил Ник. — Просто какую-то потерянную копию или утраченный текст вроде какого-нибудь Евангелия от Марии Магдалины?

— Не знаю. — Эмили прислонилась к стене. — Я не очень внимательно читала. Но думаю, что скорее речь идет о тексте вроде Апокалипсиса или Книги Иова. Хотя как это может помочь нам найти Джиллиан…

— Вероятно, Джиллиан искала что-то, когда уехала из Парижа, — сказал Ник. — Но не карту и не книгу, ведь и то и другое у нее уже было. Наверное, она искала что-то еще.

Эмили снова обратилась к книге на столе, принялась разглядывать иллюстрации.

— Эта книга сама по себе бесценна. Бестиарий, который почти наверняка сделан Мастером игральных карт, практически подписан им самим. Такое открытие могло бы высоко поднять профессиональную репутацию Джиллиан на всю жизнь. Что же побудило ее пренебречь этим и пуститься на поиски чего-то другого?

Они завернули книгу в газету, извинились и откланялись. Несмотря на всю свою враждебность, Жером, казалось, не хотел, чтобы они уходили. Он проводил их до машины и стоял на мостовой в своем халате, пока они не скрылись из виду. Ник пожалел, что они открыто говорили о своих догадках в его присутствии. И только когда они остались вдвоем, задал очевидный вопрос.

— И куда теперь?

— В Страсбург, — уверенно ответила Эмили.

Они все еще ехали по окраинам: серые прямоугольные дома, квадратная планировка кварталов. Обогреватель проигрывал борьбу с холодным воздухом, задувавшим сквозь разбитое стекло, но, даже несмотря на это, глаза у Ника смыкались. Все его тело словно онемело, веки отяжелели.

— Потому что там был изготовлен бестиарий?

— И потому что туда, скорее всего, и направилась Джиллиан.

— Вы этого не знаете. Она, вероятно, намного опередила нас. Если она сообразила, что такое «Записи царей Израилевых», то могла отправиться куда угодно.

— Верно. Но мы знаем только о единственном месте, куда она могла поехать. И это Страсбург. Для начала предлагаю найти какое-нибудь другое средство передвижения. Ехать в машине, которую мы угнали у банды киллеров, — это гарантированный способ закончить поездку раньше, чем нам нужно.

— Мы не можем взять и заявиться в «Авис»,[30]— удрученно сказал Ник. — Полиция уже все обо мне знает. А теперь еще и эта кровавая баня в хранилище… Ательдин, вероятно, все им рассказал. Очень скоро мы станем самыми разыскиваемыми персонами в Европе. Мы…

— Бога ради — осторожно!

Эмили ухватила Ника за руку, и он распахнул глаза. Он даже не почувствовал, как они закрылись. Адреналин бросился ему в кровь, когда он увидел, что наполовину выскочил на встречную полосу и вот-вот столкнется с идущим навстречу «фольксвагеном». Ник вывернул рулевое колесо и попытался ударить по тормозам. Но его нога попала не на тормоз, а на педаль газа. Огромная машина устремилась вперед и направо, едва не задев увернувшийся «фольксваген». Ник выкрутил рулевое колесо назад. Машина резко свернула, но, потеряв сцепление с подмерзшей дорогой, продолжила вращение. Эмили вскрикнула. Автомобиль затрясся, когда включилась антиблокировочная система, но не остановился.

Все закончилось через мгновение. Машину развернуло на сто восемьдесят градусов, вынесло на противоположную сторону дороги и ударило о бордюрный камень. Ник и Эмили, ошарашенные, несколько секунд просидели молча. Из-за ограды сада, рядом с которым они оказались, на них удивленно смотрела маленькая девочка в шерстяной шапочке.

— Пожалуй, нам нужно пересесть на поезд, — сказала Эмили.

Штрасбург

Андреас Дритцен хотел добиться моего расположения. Он разложил на столе дичь, каплунов, заливное, сладости. Андреас похвалил мой новый плащ, хотя я купил его из вторых рук, и смеялся, если ему мерещилось, что я шучу. Он угощал меня вином, разливая его лично, хотя тут было немало слуг, которые могли бы это сделать. Я хотел выглядеть любезным. Он собирался ссудить мне немалые деньги.

Я испытывал его терпение. Часто наполнял свою тарелку и бокал. Болтал о погоде, урожае, продвижении строительства собора, Париже. Я был приятным гостем. Каспар, сидевший по другую сторону стола, говорил мало. Его настроение было подобно свече, которая могла погаснуть в одно мгновение. Если мое внимание хоть на миг отвлекалось от него, он мрачнел и погружался в себя.

Наконец тарелки опустели, слуги были отпущены, женщины отправились в свои покои. Дритцен подбросил еще одно полено в очаг и подсел поближе.

— Расскажите мне о ваших зеркалах.

Подобно многим идеям, эта родилась из необходимости. В данном случае необходимость явилась в обличье двух людей, которые однажды днем заявились в мой дом в Сент-Арбогасте. Я работал в кузне, а потому не видел, как они пришли, и вообще ничего не заметил, пока один из них не заявил о себе, стукнув меня по плечу дубинкой. Удар был вовсе не дружеского свойства — тяжелый, от него моя рука онемела. Я с криком выронил черпак. Кипящий металл пролился в огонь, оттуда стал подниматься зловонный пар, от которого у меня защипало в глазах. Я чуть не опрокинул весь тигель себе на ноги. Кашляя, со слезящимися глазами, я повернулся к своим визитерам.