– Лучше бы я умер! – в голос закричал несчастный маг, скрежеща зубами. – Я больше не могу терпеть эту боль! – Его вопль превратился в нечленораздельный звериный вой, ибо Джайлз уже не контролировал свои эмоции. – Помогите! – из последних сил умолял он. – Йона, помоги мне!

Он в отчаянии замолк, не смея надеяться на удачу. Нет, ему никто не поможет, в том числе и Йохана. Она находится слишком далеко от него, а Серая долина полностью экранирует любой ментальный или магический призыв, без остатка гася каждый энергетический выплеск. «Не пора ли мне смириться и с достоинством принять надвигающуюся смерть?» – подумал маг, но тут произошло нечто совершенно необычное, заставившее сердце юноши судорожно забиться, ибо звук, долетевший до его уха, нес с собой надежду на спасение.

– Джайлз, слушай меня!

Маг моментально узнал голос Йоны, слабый и еле различимый, но при этом вполне реальный.

– Я с огромным трудом дотянулась до твоего сознания, поэтому не сумею долго поддерживать связь. Что с тобой случилось? – обеспокоенно спросила малышка.

– Я застрял! – виновато выдохнул чародей, обрадовавшись и поразившись мощи новых возможностей, обретенных девочкой. – Между камнями.

– Выбраться, наверное, нельзя, раз ты зовешь меня? – не предположила, а догадалась она.

– Это совершенно невыполнимо! – с горечью откликнулся юноша.

– Как ты застрял?

– Кистью правой руки.

– У тебя есть что-нибудь острое при себе?

Молодого чародея восхитила лаконичность и точность ее вопросов, хотя он уже понял, к чему она клонит, и мысленно ужаснулся.

– Да, – коротко доложил Джайлз. – Меч.

– Хорошо, тогда руби или режь! – не терпящим возражений тоном приказала Йона.

– Но я же останусь без правой руки! – возмутился юноша. – Я стану инвалидом, не смогу совершать магические пассы и…

– Плевать! – холодно перебила она. – Сейчас на это придется просто наплевать. Или ты решил там умереть?

– Нет! – протестующе завопил он. – Да… нет… – Джайлз путался в словах, впадая в панику. – Я не хочу умирать. Я не хочу быть калекой!

– Слушай меня! – снова потребовала она, а ее голос становился все тише, тая в отдалении. – Сейчас я возьму на себя твою боль, а ты не думай ни о чем, не теряй времени зря и руби. С остальными проблемами разберемся позже!

– Но… – снова начал он неуверенно. – Но…

– Мужчина ты или нет? – наигранно усомнилась Йона. – Если мужчина, то руби!

В голове у Джайлза помутилось. Он уже не ориентировался в пространстве и собственных мыслях, не понимая, где он находится и почему здесь оказался. Он совершенно запутался, то ли ему нужно последовать совету Йоны, то ли… Нет, никаких «то ли», ведь он не собирается умирать! Выбирать уже не из чего, пора действовать. А мир в бешеном темпе вращался вокруг Джайлза, будто в насмешку чередуя страх и смелость, верх и низ, жизнь и смерть…

Чародей обреченно взвыл, как загнанный в ловушку зверь, занес над головой крепко зажатый в левой руке Гром и наотмашь ударил им по своему правому запястью, вложив в удар всю доступную ему силу… Как и пообещала Йона, боли Джайлз не почувствовал. Каким-то краем сознания он уловил магический откат, беспощадно ударивший по его далекой спасительнице, и снова закричал, уже от стыда и горя. Она страдает вместо него!

Сверкающий клинок с хрустом врезался в руку юноши и засел в суставе. Струя темной крови фонтаном ударила в лицо, заставив чародея поморщиться. Он с усилием вытянул меч из раны и тут же ударил повторно. На сей раз все получилось: Гром успешно перерубил кость и плоть, отделив Джайлза от застрявшей между камнями кисти. На миг чародей испытал удивительное чувство, со стороны взглянув на часть себя, навечно от него отъединившуюся… А мгновение спустя Джайлз рухнул вниз, приземлившись в мягкую грязь, но при этом так и не выпустив из здоровой руки трофейный клинок. Он очень гордился собой, одновременно с этим скорбя о своей нынешней убогости. Да, он, безусловно, мужчина, но теперь уже не маг…

Последнее, что он осознал, это очередной всплеск боли, огненными искрами пробежавший по его обрубку с целью остановить обильное кровотечение и прижечь рану. Джайлз благодарно всхлипнул, понимая, что это Йона, где бы она сейчас ни находилась, еще раз позаботилась о нем, не позволив своему другу истечь кровью и умереть.

– Спасибо, Йона! – сбивчиво бормотал юноша, прижимая к груди слабо ноющую культю и барахтаясь в грязной луже на дне расселины, столь удачно смягчившей падение. – Прости, что я ничем не могу помочь тебе. Клянусь, я еще тебя отблагодарю…

Он кое-как выбрался на сухое место и, собственнически умостив щеку на теплом лезвии Грома, забылся глубоким исцеляющим сном…

Невзирая на весьма юный возраст, мне уже неоднократно приходилось сталкиваться со смертью лицом к лицу, но лишь сегодня, заглянув в ее полыхающие огнем глаза, я впервые поняла, как сильно не хочу умирать. Возможно, ничуть не сильнее, чем Ребекка и Беонир, но мне вполне простительно подобное заблуждение, ведь я еще так молода. Сколько же мне лет? Всего шестнадцать? Нет, скорее уже шестнадцать с половиной! Хотя, это «с половиной» звучит так смешно и неправильно! Уверена, что нужно говорить: «Мне почти семнадцать». Почти? М-да, странная штука – возраст. Зачастую мы вообще о нем не думаем, вспоминая о прожитых годах лишь в самых экстремальных ситуациях, позволяющих в полной мере прочувствовать нашу взрослость. Ведь взрослость человека проявляется не в чем ином, как в умении объективно проанализировать сложившуюся ситуацию и принять правильное решение, касающееся его последующих поступков.

Забавно, но единственное время в жизни, когда нам по-настоящему хочется стать взрослыми, – это детство. Именно детство вносит свои особенные прерогативы в наше еще несформировавшееся мышление, причудливо его корректируя. Если тебе меньше десяти лет от роду, то ты так сильно озабочен своим возрастом, что мыслишь дробями, в перспективе округляя их в сторону ближайшего наибольшего числа. Допустим, сегодня тебе исполнилось четыре с половиной года. Не упусти это волнительное мгновение, ибо ты никогда уже впоследствии не скажешь о себе: «Мне тридцать шесть с половиной», но если сейчас тебе четыре с половиной, то, значит, ты имеешь право похвастаться: «Скоро мне стукнет пять». Вот в чем здесь смысл!

После празднования тринадцатого дня рождения с дробями почти покончено. Ты в ускоренном темпе прыгаешь с цифры на цифру и даже немножко дальше, сознательно преувеличивая свои года, свою самостоятельность и приобретенный жизненный опыт, на самом деле еще весьма скудный. В таком возрасте все мы хотим казаться кем-то другим, более сильным, значимым и мудрым. А если тебя спросят о степени твоей взрослости, то ты непременно надуешь важно щеки и пробасишь: «Мне скоро будет шестнадцать!» Не исключено, что тебе только тринадцать, но ведь будет же шестнадцать! А потом тебе исполнится и девятнадцать, и заветные двадцать один – пора установленной законом взрослости. Ого, вот ты уже и взрослый! Двадцать один – даже эти простые слова и то звучат торжественно!