Несмотря на мое отчаянное сопротивление, укол в шею мне всё-таки сделали. Темнота послушно наступила, унося в неведомые дали.

Только вот я был готов к моменту, когда она отступит. Готов уже несколько часов.

…когда шел из дома Мадре к себе, закончив накладывать шины на оторванную ногу Бальтазара.

…когда пил виски в «Теплом приюте»

…когда шёл к больнице, залившись по самое горло живой куриной кровью в подворотне.

…когда шериф поднял меня, удерживая пальцами за щеки, позволяя по трубке из его рукава хлебнуть еще практически литр животворящей жидкости.

Крупные обугленные дыры с рваными краями, черные и уродливые, что оставили пули из револьвера Баунда, уже почти заросли к моменту, когда я очнулся от второй дозы транквилизатора намного раньше, чем ожидал доктор Эйдиус Доннорифт, наносящий на моё приклеенное и развернутое вертикально тело метки хирургическим карандашом.

Оскалясь, я быстрым рывком выдрал ногу из клейкого плена для того, чтобы пнуть доктора пяткой в низ живота. Жестоко и быстро, изо всех сил, так, что он с грохотом и глухим криком отлетел назад, сшибая по дороге столики с инструментами. Уперев ступню освободившейся ноги в клейкую и холодную поверхность, я с животным ревом начал освобождаться из только начавшего схватываться клея. Получалось паршиво, но недолго — выдернув здоровую руку, я схватился за безучастно стоящего клона с стеклянным взглядом, используя его туловище как точку опоры. Закручивающийся рывок, и мы вместе падаем на пол, с которого встаю только я. Клон со свернутой шеей остается лежать, а через пару секунд к нему присоединяется и второй.

Легко и приятно убивать безоружных и не готовых к схватке. Правда, впереди еще десерт.

Эйдиус получает пинок в лоб. Главврач и так не совсем пришел в себя после удара, явно ему что-то порвавшего внутри, но я перестраховываюсь и не зря. Пинок получается смазанным из-за скользкого клея, поэтому псих умудряется прокричать команду оставшейся паре клонов его защищать. У самого его куча проблем — моя ступня, соскользнув, щедро мазнула ученому в глазницы грязного застывающего клея, похожего на желтоватые сопли.

Дальше воцаряется катавасия. Двое гомункулов лихорадочно крутят головами в поисках оружия, а я изображаю из себя корову на льду. Маленькую, но чрезвычайно злую. В конечном итоге клоны кидаются к швабрам, а я к трупам возле хирургического стала. Дохляки меня не интересуют, а вот собственная одежда, располосованная Доннорифтом, очень даже. Я лихорадочно обтираю ступни тканью, даже уже получив несколько болезненных тычков в туловище. Затем вскакиваю, начиная действовать.

Первого клона подлавливаю на очередном тычке, просто хватаясь за конец швабры и дергая на себя. Эйдиус мало чем по комплекции отличается от меня, так что его клон летит мне навстречу как на крыльях у любви. Хватаю проносящуюся мимо голову подмышку и падаю, увлекаемый инерцией, но ломая очередную шею. Пока встаю, получаю палкой по голове, сильно. Ведет, делаю несколько неуверенных шагов, падаю на колени.

— Возьми пистолет! — орёт ученый. Тон его голоса среднее между паникой и злобой. Он плюётся и трет глаза отворотом халата.

Клон бросает швабру, тут же целеустремленно зашагав к неведомой мне цели. Срываюсь за ним, но неуверенно, припадая на ногу. Закрывшиеся дыры от пуль еще очень далеки от полного заживления, введенный транквилизатор частично действует, а первый порыв злости, давший мне сил, уже кончился. Между мной и клоном расстояние уже метров пять. Не успеваю. Зато моя каталка куда ближе.

— Стреляй! По ногам! — кричит Эйдиус. Клон честно пытается выполнить указание, но не может. Руку с извлеченным с полки револьвером слишком сильно мотает, воткнувшийся в район желудка старрх слишком отвлекает исполнительного гомункула. Наконец, произведя три выстрела в никуда для очистки совести, клон падает.

Выбираюсь из каталки, где прятался от пуль, зажав в руке короткий и совсем не острый кусок металла. Камни собраны, пришла пора их разбрасывать.

— Доктор Доннорифт, — шагая, зову я отползающего в темный угол ученого, — Куда же вы?

— Мне не хочется умирать в очередной раз, — Эйдиус говорит куда спокойнее, чем должен разумный в его положении, — Криггс, что вы выгадали? У меня здесь около трех сотен клонов! Слышите лифт? Это вооруженная подмога. У вас нет шансов!

Останавливаюсь. Прислушиваюсь. Действительно, слышен тяжелый гул опускающегося лифта.

— Вы ничего не выиграли! — заходится сухим смехом врач, но осекается, вновь прижимая руки к животу. Бормочет, — Нет, тело нужно менять…

— В вас нет ничего святого, Эйдиус, — констатирую я, — Но это можно попробовать исправить.

— Что? — экспериментатор удивляется так, что забывает о боли, — Что вы несете?

— Табличку, — уведомляю я его, — На ней написано, что я являюсь заместителем Бальтазара Тайрона Баунда по разной херне. Вы — эта херня, доктор. Шериф передает вам привет.

Кабина лифта медленно приближается, нужно спешить. Жаль, я так хотел растянуть пафосную речь на подольше, но, к сожалению, клоны не ведают ни страха, ни злобы. Когда я все сделаю, то будет слишком темно, чтобы с ними возиться.

— Вы псих, Криггс! — нервно восклицает псих, — Сдавайтесь! Я обещаю вколоть вам пятикратную дозу обезболивающего! Слышите!

— Вы идиот, доктор, — устало заявляю я, положив табличку на полку. Затем беру с этой же полки большую, тяжелую, очень увесистую штуку, содержащую в себе живой мозг Эскобара Мадре, — Вы ничем не отличаетесь от Баунда, от желтоглазых. Вашей задачей было лечить и молчать, за что вы получали возможность возиться со своими игрушками. Но вы решили, что можете украсть у хозяев этого места. Использовать чужое к своей пользе с максимальной эффективностью…

— Нет… Нет-нет-нет!! — истерично визжит внезапно все понявший Доннорифт, умоляюще протягивая ко мне руки, — Неееееееет!!

Громкий хлопок толстого стекла возвещает, что контейнер столь сильного броска о камень не держит. Влажная жировая масса мозга Должника, выпавшая на плиты, разлетается ошметками от удара моей пятки.

Бог-Машина, Бог-из-Машины, Деус экс Машина… и еще с сотню наименований для этой таинственной сущности. Он не откликается на молитвы, не помогает и не защищает. Эта сущность преследует только свои цели и единственные, кто могут похвастаться его благорасположением, являются киды. Там, где мы есть, механизмы работают куда лучше, чем должны. Износ меньше, кпд выше, продукция лучше. Когда мы выплачиваем Долг, это благословение уходит, вместе с влиянием самого бога на нашу жизнь. Однако, кое-что остается.

Бог всегда мстит проклятием за смерть своего кида. Немедленно и неотвратимо.

Лаборатория разразилась тысячью различных звуков, которые объединяло лишь одно — каждый из них сигнализировал о поломке. Провода обрывались, жидкость в автоклавах приобретала другой состав, двигатели глохли, а металл тросов истончался, ржавея. Моментально погас свет. Дребезг, лязг, хруст, звон, скрежет… и посреди всего этого, в полной темноте, отчаянный вой красно-серого комка ярости и страха, скрючившегося в нескольких метрах от меня.