— Кто-то в Америке.

— Да, Пек мне говорил. Но кто бы это мог быть? Кто из Клера уехал в Америку?

— Семья Уилеттов уехала в Канаду. У них были дочери. Это была женщина. Может быть, Уилетты потом переехали в Штаты.

— Никогда не поверю, что это была женщина.

— Мне тоже трудно в это поверить.

— Правда? Умница. Ты очень толковая женщина, Беа. И красивая. Ну и что же мы будем делать с этим парнем? Какое у него будущее?

— Пока неизвестно, есть ли у него вообще будущее.

Пока что только Джордж Пек, Беатриса, Чарльз, Элеонора и адвокатская фирма «Коссет, Тринг и Ноубл» знали, что Брет — не Патрик Эшби.

И полиция.

То есть полиция, как говорится, «на высочайшем уровне».

Полиции рассказали все, и теперь она занималась тем, чтобы наилучшим образом замять эту историю и при этом не нарушить законов, которые она обязана была поддерживать. Саймон Эшби умер… Зачем же тогда делать его преступление достоянием гласности? Если свидетели не будут говорить лишнего, можно и соблюсти ритуал законности, и не рассказывать ненужную правду: как если бы по земле прошли бороной, оставив в глубине невзорвавшиеся бомбы.

Коронерское дознание по поводу найденных в каменоломне костей закончилось решением, что их принадлежность установить невозможно. За последние годы в округе не происходило необъяснимых исчезновений. С другой стороны, на холме Десять буков часто останавливались табором цыгане, а они, как известно, не спешат заявить в полицию о несчастных случаях среди своих соплеменников. От одежды осталось только несколько неопознаваемых лоскутьев, а предметы, найденные возле скелета: проржавевший кусок металла, который, возможно, когда-то был свистком, еще кусок металла, в котором можно было узнать перочинный нож, и несколько мелких монет, — никем опознаны не были.

— Джордж, — сказала Беатриса, — а что стало с авторучкой?

— Стилографом? Я его потерял.

— Джордж, что ты говоришь!

— Кому-то надо же было его потерять, дорогая. Полковник Смолетт этого сделать не мог — ему не позволяло чувство долга. Полицию останавливало чувство самоуважения и сознание долга перед обществом. А я уж как-нибудь вымолю прощение у господа Бога. Хотя никто мне не сказал «спасибо», по-моему, в полиции мне были очень благодарны.

Дознание по поводу смерти Саймона проходило недели через две: его отложили до тех пор, когда можно будет взять показания у Брета. Полицейский, который беседовал с ним, показал в суде, что мистер Эшби не помнит, как они упали в карьер или зачем они с братом отправились туда глубокой ночью. Кажется, они побились об заклад, вроде бы о том, есть ли на дне карьера вода. Но поручиться, что это так, мистер Эшби не может — память ему отказывает. У него серьезная травма черепа и он все еще очень тяжело болен. Он только помнит, что Абель Таск говорил ему, что воды в карьере нет, а Саймон, наверно, сказал, что должна быть. Может быть, они побились об заклад и решили это выяснить.

Абель Таск подтвердил, что Патрик Эшби спрашивал его, есть ли на дне карьера вода — на дне старых карьеров обычно образуется большая лужа дождевой воды. Кстати, именно Абель Таск поднял в ту ночь тревогу. Он пас на холме овец и услышал, как ему показалось, крики о помощи со стороны каменоломни. Он бросился туда и нашел неповрежденную веревку. Тогда он спустился в деревню и из дома кузнеца позвонил в полицию.

В ответ на вопрос коронера Беатриса сказала, что, если бы она знала о предприятии братьев, она конечно постаралась бы его пресечь. Видимо, поэтому, заключил коронер, братья и решили никому ничего не говорить.

Присяжные вынесли приговор: смерть от несчастного случая. Коронер выразил соболезнование семье Эшби по случаю гибели многообещающего молодого человека.

Вопрос о Саймоне, таким образом, был закрыт. Для широкой публики осталось тайной, что в возрасте тринадцати лет он убил брата-близнеца, спокойно написал от его имени записку, бросил ручку в пропасть вслед за телом брата, вернулся в кузницу и спокойно пошел ужинать, когда кузнец прогнал его домой в шесть часов. Ночью верхом на своем пони он присоединился к поискам брата, перенес его куртку на вершину утеса и там ее оставил с запиской в кармане. И теперь все соседи оплакивали этого веселого и обаятельного юношу.

Но вопрос о Брете оставался открытым.

Не вопрос о том, кто он, но вопрос его будущего. Доктора решили, что, если уж он наперекор их прогнозам до сих пор не умер, то, видимо, останется жить. Но ему еще долгое время нужен будет заботливый уход, и он должен жить в спокойной обстановке — тогда он, возможно, полностью поправится.

— Тут к тебе приходил дядя Чарльз, — сказала ему Беатриса, когда он уже был в состоянии сосредоточиться на том, что ему говорят. — Он был поражен твоим сходством с Уолтером Эшби. Моим двоюродным братом.

— Да? — без интереса отозвался Брет. — Какое все это теперь имеет значение?

— Мы решили выяснить, кто твои родители.

— Полиция уже пыталась это сделать, — устало сказал он. — Много лет тому назад.

— Да, но у них не было никаких исходных данных. Они узнали только, что какая-то молодая женщина приехала в Лондон с ребенком, а уехала без него. Поезд пришел из Бирмингема. Мы же начали с другого конца. С Уолтера. Мы решили выяснить, где был Уолтер примерно двадцать два года тому назад. Уолтер нигде подолгу не задерживался, но нам удалось узнать, что он два месяца смотрел за лошадьми, пока хозяин конюшни лежал в больнице на операции. Это было в Глостершире. В доме оставались экономка и молодая повариха. Она прекрасно готовила, но мечтала стать медицинской сестрой. Экономка хорошо к ней относилась — так же, как и хозяин, и когда они узнали, что она беременна, они оставили ее в доме, и рожала она в местном роддоме. Экономка считала, что отец ребенка — Уолтер, но девушка отказывалась назвать отца. Она не хотела выходить замуж, она хотела стать медсестрой. Она сказала хозяину, что едет с ребенком к своим родителям, где состоятся крестины, и обратно уже не вернулась. Но через несколько лет экономка получила от нее письмо, в котором девушка благодарила ее за доброе отношение и сообщала, что осуществила свою мечту и стала медсестрой. «Никто не знает, что у меня был ребенок, — писала она, — но он воспитывается в хорошем месте».

Беатриса посмотрела на Брета. Он лежал на спине и смотрел в потолок, но как будто слушал ее.

— Ее звали Мери Вудвард. Из нее получилась отличная медсестра, она ухаживала за больными даже лучше, чем готовила. Она погибла во время войны при налете, выводя больных из палат в убежище.

Брет долго молчал.

— Так вот от кого я унаследовал свои поварские таланты, — сказал он наконец, но в словах его как будто не было горечи.

— Уолтер был очень милый и добрый человек, — продолжала Беатриса. — У него был только один недостаток — он не умел пить, а выпить очень любил. Я уверена, что Уолтер не знал про беременность Мери. Он бы тут же примчался, чтобы на ней жениться. Она, наверное, не хотела, чтобы он узнал.