После Государственного совещания, 23 августа, между Б.В. Савинковым, действовавшим по поручению А.Ф. Керенского, и Л.Г. Корниловым состоялись переговоры в Ставке, в ходе которых была достигнута договоренность о выдвижении к Петрограду надежных войск, об образовании Петроградского военного губернаторства, в которое должны были войти Петроград и его окрестности, о подчинении его Ставке и о возможном объявлении в Петрограде военного положения после подхода войск [230]. Одновременно Корнилов отдает приказ об образовании Отдельной Петроградской армии, основу которой должны были составить соединения 3-го конного корпуса (1-я Донская казачья и Уссурийская конная дивизия) и выделенная из его состава Кавказская туземная (так называемая дикая) дивизия. Эта армия, подчинявшаяся лично главковерху, должна была стать основной ударной силой, нацеленной на столицу.

Подготовка и ход так называемого корниловского мятежа хорошо освещены в историографии [231]. В то же время заслуживает внимания и точка зрения некоторых зарубежных исследователей, таких как Дж. Мунчи, М. Хильдермайер, о том, что его причины полностью все еще не выяснены [232].

Выступление генерала Корнилова, в значительной степени ускоренное и отчасти даже спровоцированное некоторыми политическими авантюристами [233], началось в ночь с 26 на 27 августа. Корнилов объявил, что берет власть в свои руки. Командующий Петроградской армией генерал-лейтенант А.М. Крымов получил его приказ о немедленном движении частей на столицу, «...занять город, обезоружить части Петроградского гарнизона, которые примкнут к движению большевиков, обезоружить население Петрограда и разогнать Советы» [234].

В это время вверенные генералу Крымову части были рассредоточены на значительном расстоянии друг от друга. Большинство полков 1-й Донской казачьей дивизии находились еще в г. Пскове, а ее передовые эшелоны подходили к Луге. Авангард Кавказской туземной дивизии достиг станции Дно. Составы Уссурийской конной дивизии стояли около Великих Лук и Новосокольников. Ближайшие к Петрограду части стояли в 200—250 км от него, дальние – в 600 км. Если не принимать во внимание отдаленное расположение военных частей, выполнение приказа Корнилова осложнялось рядом причин организационного характера: отсутствием постоянной связи со Ставкой, продолжавшимся переформированием всех соединений в Петроградскую армию, а Кавказской туземной дивизии одновременно и в корпус, а также сугубо техническими сложностями движения по железной дороге столь большого количества кавалерийских войск [235].

В планах мятежного генерала одно из ведущих мест отводилось казачьим полкам, шедшим в авангарде брошенных на Петроград войск. Он рассчитывал привлечь казаков к активному участию в выступлении «...помня поддержку, которую ему оказывали ответственные казачьи организации» [236]. Незадолго до мятежа Совет Союза казачьих войск, войсковые атаманы, правление казаков Юго-Западного фронта и другие казачьи организации открыто поддержали действия главковерха по наведению порядка на фронте и в тылу [237]. К тому же казачьи части продолжали оставаться верными командованию, сохраняя порядок и дисциплину в своих рядах. Корнилов не без основания надеялся на их поддержку и беспрекословное исполнение любых приказов.

В день своего выступления главнокомандующий русской армией обратился к казакам с особым воззванием [238] и отправил телеграмму атаману А.М. Каледину с предложением поддержать его действия [239]. 29 августа следует новая телеграмма Корнилова в Новочеркасск, в которой говорилось о необходимости координации действий [240]. Мятежная Ставка Верховного главнокомандующего по прямому проводу запрашивает начальника войскового штаба в Новочеркасске, верно ли сообщение о том, что Каледин с казаками отрезает Москву, но получает отрицательный ответ [241]. На Дон посылаются два представителя Корнилова «с просьбой надавить» [242].

Интересно поведение в это время руководства и членов Совета Союза казачьих войск, которым командующий Петроградским военным округом сообщил о возникшем «...между Временным правительством и Верховным главнокомандующим конфликте» [243]. Сразу же состоялось экстренное заседание Совета Союза, на котором были обсуждены текущие события и принята резолюция, не содержавшая никаких конкретных заявлений. К А.Ф. Керенскому отправляется делегация, предложившая посредничество Совета Союза казачьих войск в «урегулировании отношений между правительством и главнокомандующим» [244]. Такой демарш преследовал две цели. Во-первых, члены Совета Союза хорошо понимали, что их открытое выступление в поддержку действий Корнилова не оказало бы существенного влияния на успешный исход дела, поскольку никакими реальными силами они не располагали. Привлечение к участию в выступлении 1-го, 4-го и 14-го Донских полков было весьма и весьма проблематично и значительных шансов на успех не имело. Да и открытое заявление о солидарности с корниловским движением полностью бы раскрыло крайне правую, а по терминологии того времени – реакционную и контрреволюционную, политическую направленность высшего органа Союза казачьих войск страны. Во-вторых, они до самого последнего момента рассчитывали на то, что Корнилов и Керенский все же смогут договориться и возникший конфликт будет исчерпан к обоюдному удовлетворению.

В такой ситуации Совет Союза казачьих войск счел за лучшее не выступать с каким-либо заявлением, а, приняв озабоченный вид и соблюдая внешний нейтралитет, дожидаться итогов развертывающихся событий. Но занятая им позиция не являлась пассивной. Пресса отмечала стремление членов Совета Союза «перекинуть мост» между Временным правительством и генералом Корниловым [245]. Об этом же позже, уже в эмиграции, начал писать и находившийся в рассматриваемый период времени в самой гуще событий генерал А.С. Лукомский. Он, в частности, отмечал, что «Совет Союза казачьих войск хотел выступить в качестве посредника между Керенским и Корниловым, но из этого ничего не вышло» [246]. На все вопросы журналистов, на чьей же стороне Совет Союза, его представители не давали четкого ответа [247]. Некоторые столичные газеты поспешили сообщить о поддержке ими Корнилова [248]. А один из бывших членов Совета Союза, П.И. Ковалев, впоследствии говорил, что эта организация «...приняла все меры, чтобы это мероприятие (т.е. корниловское выступление. – В. Т.) закончилось благополучно» [249]. Но ничего конкретного в данном плане он сделать не смог.

В период выступления и сразу же после него возник вопрос о позиции и действиях атамана Каледина. Но еще 24 августа он выехал на север Донской области в Хоперский и Усть-Медведицкий округа. Официально было объявлено, что атаман решил ознакомиться с ходом подготовки к выборам в Учредительное собрание, с возможными последствиями неурожая и другими хозяйственными вопросами. В ходе поездки А.М. Каледин разъяснял казакам содержание своих предложений, высказанных на Государственном совещании [250]. За один день он объезжал 3–4 станицы. Только за первые четыре дня он посетил 16 станиц Хоперского округа и 2 станицы Усть-Медведицкого округа [251].

В момент начала корниловского выступления донской атаман находился в районе станицы Нижне-Чирской. А известие о начале этого выступления получил только 28 августа из телеграммы М.П. Богаевского, полученной им в станице Усть-Хоперской. Данное сообщение явилось для него, по свидетельству очевидцев, полной неожиданностью [252].