Тринадцать месяцев и двенадцать дней. Наверно, этот подонок порвал с ней. Наверно, он выбросил ее на улицу, и ей пришлось вернуться домой. Он знал, что она ушла с работы, потому что ходил в ресторан, чтобы встретиться с ней. Он также пытался найти ее через университет. Это было больше года назад.

— Значит, ты совсем не рад меня видеть? — И Сара заплакала.

Тут паралич Джейми кончился. Вид горюющей Сары вызвал рефлекторную реакцию, напоминающую материнский рефлекс защиты ребенка. Он знал, что он слабый и худой, несчастная пародия на отца, плохой муж и вообще неудачник, но одно он умел делать и сделал бы, даже находясь на последнем издыхании, — заботиться о Саре.

Он обнял ее, вздрогнув, когда кончики пальцев коснулись слишком выступающего позвоночника, а ребра столкнулись с ее ребрами. Она была не такой, какой он ее помнил, и дело было не в отказывающей ему памяти. Конец времен наступит, когда Джейми забудет, какова Сара Кларк на ощупь. Он в совершенстве помнил, какая она: худая, гладкая и теплая. А теперь она была слишком легкой, как будто ее может раздавить одно неосторожное прикосновение. Она всегда была такой, и теперь это ощущение усилилось. Худее, глаже, горячее, легче. Но не от этого она показалась ему какой-то незнакомой. Это было что-то другое, что-то, не связанное с тонкими косточками и до невозможности бледной, всегда горячей кожей.

Он попытался отстраниться, чтобы заглянуть ей в лицо, но она держалась крепко, дрожа, как крошечный птенец, выброшенный из гнезда раньше, чем крылья успели окрепнуть для полета. Она была ранена и испугана — поэтому она и показалась ему незнакомой. Джейми всегда понимал, насколько она уязвима, но теперь, когда она дрожала в его объятиях, намочив его рубашку слезами и соплями...

— Иди сюда, садись. — Он попытался освободиться от ее рук, но она держалась крепко, так что ему пришлось на ощупь отступить назад, пока она цеплялась за него, а потом усадить ее на стул. Она не отпускала его плеч.

— А теперь перестань плакать. Все в порядке. Ну ладно тебе. — Он освободил одну руку и убрал прядку волос, выбившуюся из косы и прилипшую к щеке.

— Джейми, о господи. Я так по тебе скучала. Ты был нужен мне, а теперь все погибло. Я понимаю, почему ты не захотел... Знаю, ты ужасно сердился, но, Джейми, ты ведь и раньше сердился, и я делала всякие глупости, но ты всегда помогал мне. Почему ты не... — Сара отпустила его руки и закрыла лицо ладонями.

Она была на грани истерики, что испугало его, ведь Сара всегда была такой спокойной и неэмоциональной.

— Тебе надо перестать плакать, Сара, я не могу тебя понять, — Джейми гладил ее лицо, потом руки и бормотал успокаивающие слова. Такие, которые он всегда слышал от Шелли, просыпаясь от своих кошмаров. Сара все плакала и дрожала, Джейми задумался, не на наркотиках ли она.

Она вдруг перестала и вскочила, чуть не сбив его с ног.

— Ну хватит. Если я и дальше буду так реветь, у меня лопнет какой-нибудь чертов слезный проток. — Она подошла к окну и выглянула наружу, вытирая лицо рукавом. Джейми заметил, что на ней белый кардиган. Он выглядел странно похожим на кофточку ручной вязки, в которую они одевали Бьянку, когда дул прохладный ветерок.

Она несколько раз откашлялась, прижав лоб к стеклу.

— У тебя, наверно, все в порядке. Кабинет с видом на реку и все такое, а? Наверно, приятно целый день глядеть на быстро бегущие мутные воды.

— Да уж, на днях я видел, как оттуда выловили утопленника.

— Ничего ты не видел.

— Точно, и правда не видел.

Сара снова присела к его столу и закурила.

— В этом здании нельзя курить, Сара.

— А где вообще можно? Ты хочешь, чтобы я высунулась из окна или как?

Он покачал головой.

— Так как ты жила все это время, Сара Кларк?

— А как я выгляжу?

— Как дерьмо собачье, — ответил он, и Сара рассмеялась. — Я скучал по тебе, Сар. Я так ждал, чтобы ты позвонила, как обещала.

— Что? — Она нахмурилась. — Я тебе звонила сто раз.

— Нет, не звонила. Когда ты звонила?

Она вернулась к окну, приоткрыла его, сбила пепел с сигареты и снова закрыла. Когда она повернулась, по ее щекам снова бежали слезы.

— Я все время звонила, во всяком случае, сначала. Просила Майка, твою маму, Бретта передать тебе, что я звонила. Попыталась поговорить с Шелли, но она... ну ладно, я не могу ее винить.

Он встал и подошел к окну. Ему надо было лучше рассмотреть ее лицо.

— Сара, если ты столько раз звонила, почему я тогда с ума сходил, беспокоясь за тебя?

— Господи, Джейми, никто тебе не сказал? Что за чертовы... А как же сообщения, которые я оставляла здесь?

Джейми почувствовал, как тошнота возвращается, и, чтобы не так кружилась голова, сосредоточился на ярко-синем знаке «Парковка» на той стороне улицы.

— Сообщения?

Она открыла окно и выкинула окурок.

— Штук двадцать сообщений. Может, и больше.

Джейми сел и сжал ладони, как ему показывал психотерапевт. Он должен был сосредоточить свои чувства паники и гнева между ладонями, а потом отпустить их, повернув ладони вверх. «Отпусти все это, Джейми, просто отпусти».

— Кому ты оставляла сообщения?

— Этой твоей сучке-секретарше.

Какие у Энджи причины не передавать ему, что Сара звонила? Энджи даже не была знакома с Сарой. Правда, она могла знать о Саре, потому что ходила с Шелли на йогу по вторникам после работы. Джейми сжал ладони так сильно, что подумал, что запястья могут сломаться.

— Значит, ты говоришь, Шелли знала, что ты пытаешься связаться со мной.

— Что за дерьмо! — Сара ударила ногой в стену. — Да уж, прекрасно знала.

Сосредоточь свою ярость. Раздави ее между ладонями. Теперь это всего лишь шарик. Сплющи ее. Контролируй ее. Тринадцать месяцев и двенадцать дней она пыталась связаться с ним, и все, кто его знал, сговорились, чтобы ее не пропустить. Властвуй над своим гневом; не дай ему властвовать над тобой. Тринадцать месяцев и двенадцать дней его жизни потрачены на боль и страдание.

Уголком глаза он видел, как она пересекла комнату и забралась на его стол. Ему казалось, что она сидит со скрещенными ногами, но он был не уверен, потому что сосредоточился на том, чтобы раздавить и сжать отчаяние, предательство и потерянную надежду. Он контролировал свои чувства; они не имели над ним власти.

— Ты молишься? Ты что, обрел Бога или что-то в этом роде?

— Ты разговаривала с мамой? Ты разговаривала с Бреттом?

— Да, и с твоим отцом. Что это ты делаешь со своими руками?

— Это прием психотерапии. Мне надо раздавить плохие чувства между ладонями, а потом я могу их отпустить.