В ту ночь я рыдал, как никогда в жизни не плакал. Я оплакивал все сразу. Потерянную работу, предательство Барни, распад семьи, утрату Кэзи. Я плакал от стыда за то, что меня заперли в этой камере под площадью Лукан, и от несправедливости, которая меня постигла. Но более всего плакал по Анне. Потому что так сильно любил ее и потерял навеки. Я не смог ее защитить и не сумел отомстить за нее. В одном старший инспектор Баррет был прав: я ввел ее в журналистику. И именно я поощрял ее в том, чтобы писать все более бесстрашно, все более рисково. А теперь, именно из-за меня, она мертва.

И я ничего, ничего не мог исправить.

Одиннадцать часов воевала Джоанна Прэтчетт, чтобы вызволить меня из камеры. Прошло еще семь, прежде чем мне позволили покинуть полицейский участок. Все равно, когда она оказалась рядом, я уже чувствовал себя по-другому.

– Господи, Кит, – воскликнула она, когда мы наконец вышли на летнее солнышко. – Я считала тебя своим самым респектабельным клиентом! Я взяла тебя для разнообразия, чтобы отдохнуть от своих подопечных из доков.

Я рассмеялся и поймал себя на том, что еще недавно мне казалось, что я уже никогда не смогу даже улыбнуться. Здорово было снова видеть Джоанну! Она выглядела довольно непрезентабельно – в джинсах и задрипанном пиджачке, – но когда схватилась с Барретом, сразу стало понятно, что ей палец в рот не клади.

– Два варианта, – безапелляционно заявила она, – либо вы предъявляете моему клиенту обвинение, либо отпускаете. И поскольку для меня несомненно, что вы не в состоянии сделать первое, следовательно, немедленно должны сделать второе.

Я попросил Джоанну позвонить Салли и сообщить ей, что не смогу прийти за Кэзи. Ей пришлось несладко, но она блестяще выполнила задание, уговорив Салли перенести мой визит на воскресенье. Мне самому такого результата нипочем бы не добиться.

– Ты не сказала…

– Что ты теперь тюремная пташка? Нет, конечно. Я сказала, что к тебе в квартиру вломились грабители, а я женщина-полицейский.

– Спасибо, Джоанна. И отдельное спасибо за то, что договорилась насчет Кэзи. Надеюсь, меня до тех пор опять не арестуют.

– Будем надеяться. Рассчитывай на меня. Даже если мне придется для этого вытащить из постели министра внутренних дел.

– Кстати, мне надо было заранее тебя предупредить. Я уже не работаю в издательстве. Меня вчера выкинули. Так что присылай счет непосредственно мне.

– Даже не думай, – прикрикнула Джоанна. – Я сдеру денежки с Фулгера по полной программе. И еще тебе причитается выходное пособие.

– Об этом ничего не было сказано.

Джоанна сделала квадратные глаза.

– Ну, ребята, вы совсем зажрались! Даже последний гастарбайтер-киприот из доков лучше знает свои права, чем ты. Так что этим мы первым делом в понедельник с утречка и займемся. Буду тебя ждать у себя в офисе.

Баррет и Кроу возобновили допрос и терзали меня еще три часа, но на этот раз в присутствии Джоанны, так что я чувствовал себя гораздо уверенней.

Их вопросы опять касались моих сексуальных домогательств, доходящих до насилия. Спрашивали, не было ли у меня других связей после развода с Салли, и выражали удивление, что ничего такого не было.

– Вы серьезно хотите нас уверить в том, что мужчина в вашем возрасте и при вашем состоянии здоровья способен воздерживаться на протяжении долгих недель? – интересовался Баррет.

Джоанна, до той минуты хранившая молчание, взорвалась:

– Лично я уверена, старший инспектор, что вы тоже на это способны.

Баррет явно смутился:

– Видите ли, мисс Прэтчетт, я женатый человек и отец двоих детей.

– Вот и я о том же, – ядовито заметила Джоанна.

Во время допроса Баррет упомянул, что у них есть ордер на обыск моей квартиры, и спросил, не буду ли я возражать, если они произведут его в мое отсутствие, воспользовавшись моими ключами.

– Иначе нам придется взломать дверь, – предупредил он.

В четыре утра Баррет вновь вызвал нас в комнату для допросов.

– Кончено, – шепнула мне Джоанна. – Вот увидишь, сейчас тебя выпустят.

Баррет и Кроу выжидательно молчали.

– Прошу вас объяснить вот это, – сказал Баррет. – Мы нашли их у вас дома.

Он выложил на стол ключи от квартиры Анны. Те самые, которые я взял на Харрингтон-гарденз.

– Что я должен объяснять?

– Каким образом эти ключи попали к вам.

– Это ключи Анны, которые она хранила у меня на всякий случай. Она мне доверяла.

Баррет скептически посмотрел на меня.

– Не странно ли, что она держала запасные ключи в доме человека, который живет чуть ли на другом конце города?

– Я уже говорил – мы были друзьями.

– Вообще-то это очень удобно. Можно приходить и уходить в любое время. Очень упрощает дело.

– Не кажется ли вам, – вмешалась Джоанна, – что пора поставить точку? Ответьте прямо: вы отпускаете моего клиента или нет?

Баррет неторопливо обернулся к ней.

– В настоящий момент мы не предъявляем обвинения.

– Спасибо, – ответила Джоанна. – Значит, он может идти.

– Пока да. Он может идти.

– Спасибо, старший инспектор. Распорядитесь, пожалуйста, вернуть мистеру Престону его личные вещи. Я думаю, ему не терпится вернуться домой и принять ванну.

* * *

Первое, что я сделал, придя домой, сбросил всю одежду в кучу прямо на пол в кухне. И голым пошел в ванную, чтобы принять душ.

На диване что-то зашевелилось.

– Кто там? – прохрипел я, и Сузи, завернутая в одеяло, привстала с дивана.

– Кит!

Не знаю, что больше ее поразило – то, что она увидела меня голым, или то, что вообще наконец меня увидела.

– Я сбежал из застенка, – я продолжал свой путь к ванной. – Точнее, меня выпустили.

– Я так переволновалась, – крикнула мне вслед Сузи, когда я открывал краны. – Я всю ночь не спала, все ждала, когда же ты вернешься. Я пробовала звонить в полицию, но они мне ничего не сказали. И вообще рычали на меня, как звери.

– На меня тоже рычали, – крикнул я в ответ, перекрывая шум воды.

– Невероятно. И мы еще содержим их как честные налогоплательщики.

Через десять минут я, надев купальный халат, наполнил два стакана – виски для себя и вино для Сузи. – Да, знаете, полицейские сюда явились после обеда. Перевернули все вверх дном. Я несколько часов наводила порядок. А потом прикорнула.