огонь он раздул в «Беседке Иштар», пользуясь огненным сверлом и веря в своем безумии, что скарабей не менее могуществен, чем Амон.

Когда нож коснулся царя, он дико вскрикнул, а лев вскочил на лапы, зарычал и, сверкая глазами, грозно замахал хвостом. Царь выплевывал гной, вытекавший из нарыва, и я помогал ему, осторожно надавливая на щеку, так что он скоро почувствовал себя гораздо лучше. Сплевывая и плача от радости, он говорил:

– Синухе-египтянин, да благословят тебя боги, хотя ты и доставил мне боль.

– Я сумел бы сделать это так же, как он, и даже лучше, если бы ты только позволил мне коснуться твоего царственного подбородка, – вмешался оскорбленный старик. – А еще лучше это сделал бы твой целитель зубов.

Но он очень растерялся, когда я подтвердил:

– Старик говорит правду, он воистину сделал бы это так же хорошо, как я, а целитель зубов – еще лучше. Но их воля не была так сильна, как моя, поэтому они не смогли освободить тебя от боли. Врачеватель должен осмеливаться наносить боль даже царям, не опасаясь за свою жизнь, если это нужно. Они боялись, а я не боялся, ибо мне все безразлично, и, если тебе угодно, вели своим воинам проткнуть мою печень теперь, когда я тебя вылечил.

Царь сплюнул, тронул рукой щеку, еще раз сплюнул, но щека больше не болела, и он сказал:

– Я ни от кого не слышал таких речей, Синухе. Если то, что ты говоришь, – правда, не стоит мне приказывать воинам протыкать твою печень, какая от этого радость, раз ты не боишься смерти. Но ты действительно принес мне большое облегчение, поэтому я прощаю тебе дерзость и прощаю твоего слугу, хотя он видел, как ты зажал мою голову под мышкой, и слышал, как я закричал. Его я прощаю за то, что он своим дурацким прыжком рассмешил меня, чего давно не было.

Каптаху он предложил:

– Прыгни еще раз.

– Мне это не подобает, – мрачно ответил Каптах.

Буррабуриаш улыбнулся.

– Посмотрим, – сказал он и подозвал льва.

Лев встал, потянулся, щелкнул суставами и посмотрел на своего хозяина умными глазами. Царь указал на Каптаха, и лев, помахивая хвостом, лениво направился к нему, а Каптах начал пятиться, боясь отвести от него взгляд. Вдруг лев разинул пасть и громко зарычал, а Каптах повернулся, схватился за дверной полог и, крича от страха, быстро вскарабкался по нему наверх, потому что лев старался достать его лапой. Царь смеялся заливистее прежнего.

– Никогда не видел ничего более уморительного! – говорил он, задыхаясь от смеха.

Лев сел и стал облизываться, а Каптах, смертельно перепуганный, продолжал висеть на пологе. Но царь потребовал, чтобы принесли поесть и попить.

– Я голоден, – заявил он.

Старик заплакал от радости, что царь излечился, и перед правителем тотчас появились всякие блюда на серебряной посуде и вина в золотых кубках.

– Поешь со мной, Синухе! – предложил царь. – Хотя это и не подобает моему положению, но сегодня я забуду о своем величии, раз ты держал мою голову у себя под мышкой и ковырялся пальцами у меня во рту.

Я разделил с царем его трапезу и объяснил ему:

– Твоя боль утихла, но она возобновится в любую минуту, если ты не позволишь вытащить больной зуб. Поэтому ты должен разрешить своему целителю зубов удалить его, так как щека твоя опала и это можно сделать без вреда для твоего здоровья.

Царь помрачнел.

– Ты говоришь плохие слова и портишь мою радость, безумный чужеземец, – сказал он сердито, но, немного подумав, добавил: – Может быть, ты и прав, потому что боли мои повторяются каждую весну и осень, стоит мне только промочить ноги, и они доставляют мне такие страдания, что я предпочел бы умереть. Если это необходимо, излечи меня сам, я не хочу больше видеть своего целителя зубов, ведь он заставлял меня напрасно страдать.

На это я отвечал ему:

– По твоим словам я вижу, что в детстве ты выпил больше вина, чем молока, и сласти тоже были тебе вредны, ибо они у вас изготовляются из финикового сиропа, который разъедает зубы. Так как в Египте сласти готовятся из меда, который крошечные птички собирают для людей, ешь теперь только привозные лакомства. И каждое утро, проснувшись, пей молоко.

Царь мне не поверил.

– Ты большой шутник, Синухе, – сказал он, – ибо это неправда, что птички собирают для людей сласти. Такого я никогда не слыхал.

– Плохи мои дела, – вздохнул я в ответ. – Ведь и в моей стране люди назовут меня лжецом, когда я расскажу, что видел птиц, которые не умеют летать, живут вместе с людьми и дарят им каждое утро по свежему яйцу, чтобы их хозяин стал богат. Видно, лучше мне вообще ничего не говорить, ибо я погублю свое доброе имя, если прослыву лжецом.

Но царь горячо возразил:

– Говори, говори, я ведь ни от кого не слышал таких речей!

Тогда я сказал ему серьезно:

– Я не стану тащить твой зуб, пусть это сделает целитель зубов, ибо в этом деле он самый умелый человек в твоей стране и, наверное, более искусный, чем я, к тому же я не хочу навлечь на себя ненависть. Но я могу при этом постоять рядом с тобой и, чтобы тебе было не так страшно, держать тебя за руку, когда он будет это делать. Кроме того, я ослаблю твою боль всеми теми средствами, которые узнал в разных странах и у разных народов. Пусть это произойдет через две недели, считая с этого дня: лучше назначить день заранее, чтобы ты не передумал. К этому времени рот твой достаточно заживет, а ты каждый день утром и вечером полощи рот снадобьем, которое я тебе дам, хотя оно горькое и невкусное.

Он насупился и спросил:

– А если я не стану этого делать?

– Ты должен дать царское слово, что сделаешь все, как я говорю, ибо повелитель четырех сторон света не может нарушить царское слово. Если ты все исполнишь, я позабавлю тебя – на твоих глазах превращу воду в кровь и даже тебя научу это делать, чтобы ты мог поразить своих подданных. Но ты должен мне обещать, что не научишь этому чуду никого другого, ибо это святая тайна жрецов Амона, которую я тоже не знал бы, если бы сам не был младшим жрецом, я и тебя не осмелился бы этому научить, не будь ты царем.

Едва я успел это сказать, как Каптах, все еще висевший на пологе, закричал страшным голосом:

– Уберите это чудовище, а то