– Такие же мысли у меня в отношении вас, – позволил я себе откровенное замечание.

– А мне в каком-то смысле просто повезло, – сказал он. – Да и перешел я сюда из разведки. А там у нас дуболомов не любили.

– В каком-то смысле повезло и мне, – сказал я. – В разведке, правда, работать не довелось…

– О! – озарился он внезапной улыбкой. – По всем внешним и поведенческим признакам именно туда тебе и следовало пойти, родной. А я вот и чувствую, в тебе что-то неуловимо знакомое… Ты не шпион часом, Шувалов?

Я похолодел. Вот это интуиция, а?

– Кому нужны шпионы в нашей шарашке… – отмахнулся брезгливо.

– Почему? – прищурился он. – Огромные информационные потоки, связи… В том числе со мной… А?

– Говорила мне мама: не ходи на Лубянку… Пришел в гости, остались кости.

– Ну, уж с тобой и пошутить нельзя.

– Хорошее место вы выбрали для своих шуток. Намоленное.

– Вот и перекрестись. И иди, благословясь. А та четверка, о которой мы с тобой говорили, сейчас дороже всей прошлой и нынешней вражеской агентуры стоит. И это без тени шутки.

У двери, выходя, я заметил ему:

– Красивая у вас фамилия, благородно звучащая, не плебейская. Не то что приходящие мне на ум, из плеяды руководителей вашей конторы: тяжелые и двусмысленные.

– Это еще какие?

– К примеру: Грабежов, Свинилупов, Печонкин, Сыромолотов…

– Ты сейчас, бля, договоришься…

Наглое, случившееся в подземном переходе убийство иностранного учредителя «Славянской», меня, конечно, ничуть не обескуражило. Такой итог его противостояния с конкурентами нами и предполагался, так что все произошло в пределах житейской и бытовой логики. К расследованию привлекли отдел Баранова, но я, памятуя представление Филинова чеченским заправилам, выслушал подчиненного с подчеркнутым равнодушием, а затем отмахнулся брезгливо и значимо. После, сморщив нос, указал глазами на потолок, разъясняя таким образом позицию руководства конторы. Пыл главного расследователя убийств тут же бесследно истаял, и папка дела с моего стола коротким рывком переместилась ему под мышку.

– Вот еще что, – обиженным голосом поведал он. – Есин меня прессует, вы разберитесь. Мы на хвосте у банды, там восемь убийств, а он вчера вызывает под вечер и говорит насчет главаря: ты, мол, с ним не спеши, а поинтересуйся лучше его недвижимостью…

– Руби гада срочно, – сказал я. – Пока мне не поступило указаний. – И снова указал глазами на потолок.

– Разрешите бегом?

– Вчера вечером, говоришь? Конечно, бегом!

Когда за Барановым захлопнулась дверь, я призадумался об усиливающихся со стороны шефа «колбасников» вербовках моих сотрудников.

Сосредоточив финансовые рычаги в своих лапах, Есин явно пытался подмять под себя и весь силовой аппарат, отодвинув меня от ведущей роли в его руководстве. Конфронтации со мной он не стеснялся, открыто укрепляя свои связи в Администрации и кичась ими на каждом углу. Ничуть не смущали его и слухи о своей персоне рэкетира в законе, циркулирующие в широких слоях столичной общественности. Слухи, полагаю, при его безнаказанности, создавали ему дополнительную коммерческую рекламу. Пусть и крайне негативную. Но скунсу не надо быть красивым, его и так все уважают.

Я осторожно сунулся к Соколову с робкими претензиями, но неудачно. Тот заботливо меня выслушал, но понял превратно, как жалобщика-конкурента, горячо заверив, что добычи хватит на всех, нечего собачиться, вы оба – правильные пацаны, дружите.

Из сказанного следовало, что кабинет помощника министра Есин навещает не с пустыми руками, а уж как на ниве потрошения коммерсантов развернулся сам помощник, следуя указаниям министра, Есину и не снилось: от наездов Соколова трещали самые крепкие крыши, и стоны коммерсантов возносились до небес. Вполне естественно, при пересечении интересов Есин отступал перед ним, как шакал перед тигром. И тигр всемерной уступчивости шакала благоволил.

Помог Олейников, дав мне технические записи кулуарных переговоров ревнителя экономической праведности. Возможно, искусно смонтированных на гэбэшной кухне, ну да неважно.

В записях фигурировали нелестные определения в адрес аппарата Решетова и его клевретов, а также звучал намек на необходимость замены Филинова на его, Есина, выдающуюся личность, только-то и способную возглавить наше Управление.

Через третьи руки я переправил записи в заинтересованные инстанции и теперь ждал результата. Не особенно, впрочем, обнадеживаясь его эффективностью. Порыв высочайшего возмущения сменит элементарная рассудочность: а кого мы бы желали на данном участке работы? Дурачка с принципами? Но тогда – хана доходам. А Есин хоть и сукин сын, но сукин сын – свой в доску. Естественно – рвущийся к власти. Другое дело – усиление контроля и увеличение дистанции… Но результат увеличения дистанции между главным колбасником и нашими шефами означал ослабление его влияния и потому вполне меня устраивал.

Кроме того, госбезопасность прослушивала Есина ежедневно, я имел доступ к материалам, о чем намекнул Акимову, и тот мгновенно сообразил, как выбить моего противника из устойчивой моральной колеи. А именно: точно подгадав время, грабануть его объемистый тайничок с привлечением к делу криминального доверенного агента, специализирующегося на взломе сейфов и отключении сигнализации. Моя роль в операции заключалась лишь в предоставлении горячих оперативных данных о передвижениях объекта и его окружения.

Ни малейших нравственных неудобств в соучастии такого рода акции я не испытывал. А уж в том, что мои опера обстряпают дело с хирургической точностью, сомневаться не приходилось. Любая профессиональная банда по сравнению с ними была пометом вислоухих щенков.

Все утро мне безуспешно дозванивался Юра, но трубку я не брал. Его хлопоты с «Рифом» казались мне детской пустой забавой на фоне моей рабочей текучки с обилием знаковых персонажей, их тайными войнами, расчетами в миллионах и прямым участием в судьбах страны.

Я вышел на бывшего сотоварища Волоколамского, криминального авторитета по имени Леня и по кличке Плащ, некогда опекавшего начинающего банкира, не раз спасавшего его жизнь, но ныне отверженного за ненадобностью и претерпевшего две попытки своей физической ликвидации неблагодарным компаньоном.

При первой попытке Леню пытались устранить неизвестные в масках и с помповыми ружьями по месту жительства, оказавшиеся, по разъяснению обстоятельств, ментами с Петровки, задержанными вызванным соседями ОМОНом. Второе покушение на Леню произошло при его выходе из ресторана. Стреляли двое, выскочившие из подъехавшей милицейской машины. Нападавшие получили отпор и скрылись, а Леню с пулей в боку отвезли в больницу. То, что под Волоколамским ходят стаи продажных столичных мусоров, я знал. То, что Леня, несмотря на иллюзорные блатные понятия, желал бы подружиться с ментами правильными, способными обеспечить ему защиту и поддержать горящий в нем огонь мщения, знал также. И теперь мои опера через посредников готовили нам взаимовыгодную встречу. Необходимость встречи для Лени диктовалась угрозой нового заказа на его покушение, о котором пронюхала группировка «солнцевских», предупредив старого другана об очередной инсинуации бывшего «подкрышника». Посредник вышел на киллера, подвизавшегося на заказах группировки, а тот благоразумно решил о поступившем предложении сообщить опекавшим его боссам.